Все тени исчезли с её лица… Они пили кофе – маленькими глоточками, а она с удовольствием отдавалась пирожным. А он хотел быть кусочками этих пирожных, которые она отправляла в рот, песочными крошками от этих пирожных на её губах…
Привычка постоянно думать, вести какой-то «внутренний диалог», складывать возникающие ассоциации в «картинки», не оставляла его никогда, стала его натурой, и он уже и не замечал, как одна за другой выстраиваются в его голове мысли. По поводу всего.
Вот и сейчас, любуясь Наэтэ, он чего-то «думал», хотя если бы его неожиданно спросили, «о чём думаешь, Анрэи?», он бы удивился и сказал: «Я не думаю, я любуюсь Наэтэ»…
«Она могла бы, – думал он, – пользоваться дорогим парфюмом, побеждать в конкурсах красоты, жить в роскошном особняке, ездить в люксовой и не подержанной иномарке, держать дома слуг… Ведь «она этого достойна», – втёрся в его извилины дурацкий рекламный лозунг. – Ещё она могла бы показывать стриптиз – в ночных клубах, и все бы толпились вокруг, и пускали слюни в свои «мохито». Но ей этого почему-то не надо… Ей надо сидеть вот тут, в его зачуханной кухоньке, и бояться, что он её бросит». Он сглотнул слёзы… «Наэтэ, – ты настоящая, ты сама не знаешь, какая ты настоящая… Это ты меня бросишь, разве я достоин тебя? Разве я могу тебе соответствовать?… Но я буду, буду рвать жилы. Рядом с тобой я не трус, не лентяй, не слоняющийся одиночка… Да мне всё по плечу – рядом с тобой… Пусть не будет у нас яхты, четырёхэтажного коттеджа, Ламборджини.., – они не нужны – ни мне, ни тебе. У нас не будет с тобой никаких слуг. Потому что мы будем иметь только то, что сможем обиходить сами…». «Как они могут, – думал он про «богатеньких», – пускать чужих людей в свой дом, всю эту прислугу?.. Вот бы у нас с тобой так было… Какие-то чужие люди в обуви ходили бы по следам твоих босых ног, а я бы языком «счищал» эту грязь с твоих следов, чтобы целовать их?… Как они могут чужим людям – каким-то «гувернантам» – поручать своих детей в собственных домах? Разве время, труд, отданные своему ребёнку, – это не есть то, ради чего всё остальное?.. И зачем нужен стриптиз? – эти конкурсы красоты, эти клубы, и вообще вся эта «порнография»? вместе с «эротикой»? … Что это за мир, помешанный на онанизме?… Куда любовь делась? – которая не к себе… У нас с Наэтэ такой «стриптиз», такая «эротика».., что ой-ёй – если бы это показать по телевизору… Но мы никогда этого не покажем, и не будет Наэтэ дрыгать ногами, такими же голыми, как сейчас, у шеста… Потому что тогда погаснет наш «маленький мирок», который весь бы уместился на ладошке, – эта волшебная хрустальная сферка, со стеночками почти невесомыми, как воздух… Которая есть тайна, – и она наша! Наша! И она делает нас самими собой, и вся радость в ней… И никто нам не указ…
Она выпила большую чашку кофе, и осилила два пирожных, и теперь смотрела на него – светло-светло, чуть улыбаясь… И вдруг встала посреди кухни, прямо перед ним, и потянулась – вся! – от кончиков пальцев ног до кистей рук, которые она подняла и сцепила над головой, выгнулась к нему – грудью
