дома были распахнуты настежь. Ночь спасительной прохладой сменила горячий сухой день с ярким слепящим солнцем и невыносимой жарой. С кухни на второй этаж поднимались ароматы мяты, душицы и сладкого, только что испечённого теста.
– Никита! – раздался голос издалека. – Ты спишь?
Парень медленно расцепил веки. В комнате стояла тонкая темнота. Луна спряталась за облаками, но из коридора через открытую дверь струился свет.
Стягивая за собой простынь, Никита сполз на пол. Здесь было прохладнее.
– Да, едрёна батона! Где ты там?! – раздался другой голос.
В голове прояснилось. Первый раз звала мама, а это уже Кирилл приехал.
Покачиваясь от слишком долгого сна, Никита спустился на кухню. Кирилл сидел за столом вместе с Антоном, а мама ждала свистка чайника у плиты.
Увидев сына, Елена покачала головой:
– Лошадь пожарная столько не спит!
– Ты почему не готов? – возмущённо спросил Антон.
Прозвучало не все из-за набитого рта. Парень за обе щеки уплетал картошку и салат.
– Чего? – переспросил Никита, садясь за стол.
Елена поставила перед ним полную тарелку.
– Мы за тобой полчаса ехали по кочкам, а ты ещё не почесался, – сказал Кирилл.
– Ах, да… – Никита вспомнил, что друзья звали его в клуб. Он покачал головой: Не хочу никуда.
Для Кирилла такой ответ был пустым звуком.
– Тётя Лена, – сказал он, поднимаясь, – пойду, найду вашему сыну штаны и рубашку, и до завтрашнего дня его не ждите.
Никита насадил на вилку огненную картофелину, подул.
– Где его синяя рубашка?! – крикнул Кирилл уже со второго этажа.
– Посмотри в стопке на столе! – засмеялась Елена.
– Мам, я не поеду, – попытался снова Никита.
Елена мгновенно отобрала у него вилку:
– И не мечтай, сын! Ты уже месяц сидишь дома, хоть бы погулять вышел!
– Всего три недели.
Никита взял картошку рукой и тут же получил по ней мухобойкой.
– Ну, мам…
– Я сказала, поедешь. И не наедайся, как танцевать будешь?
Антон засмеялся, кивнул:
– Давно пора жирок потрясти, ты скоро в брюки не влезешь.
Насчёт брюк была чистая правда. Никита за год набирал по пятнадцать килограмм. Но для него это было только плюсом. После своей болезни он весил всего лишь сорок, так что упрямо идущая уже к девяноста килограммам цифра на весах, только радовала глаз. А округлившиеся щеки, на которых проявились раньше не заметные ямочки, тем более.
Антон положил вилку и расслабленно повис на стуле.
– Тётя Лена, спасибо, вкуснее ничего не ел.
– Это ты от голода, – отмахнулась та, –
