style="font-size:15px;"> Мне выпал тяжелый день. Я вспомнил о позорном наказании, которое проводилось не в каком-нибудь великолепном зале, а в темном, скрытом от посторонних глаз. Разумеется, из страха перед фараоном! В качестве единственной уступки официальной вере кто-то притащил туда маленький алтарь богини Маат.
Меня не слишком занимало, перед кем из богов меня будут судить, и Маат была вне всяких подозрений, но в глубине души я молился Атону, ибо он воплощал в себе все добродетели, которыми обладали члены царской семьи, чем я не мог не восхищаться.
С другой стороны, невзирая на свое ближайшее окружение, я должен был продемонстрировать уважение к Амону, так как его жрецы вновь обрели влияние после долгой опалы, которой подверг их фараон, узнав о заговоре против него. Во время одного из редких приступов гнева, которые мне приходилось наблюдать, Эхнатон приказал стереть все имена Амона из хроник и с изваяний, а вместо них поставить имя Атона. Он никогда не отдал бы этого приказа просто так, ибо на свете не было правителя более терпимого, более великодушного, идущего по стопам своего отца, великого Аменхотепа III. Причина его решения была мне неизвестна, но в итоге оно нарушило равновесие триады богов, отдав преимущество Атону. Фараон приказал построить новую столицу вдали от Фив с их вездесущим культом Амона; он задыхался среди огромных храмов, которые охраняли гигантские изваяния сумрачного бога. Сам фараон появился на свет в таком же храме на западном берегу, в Мальгатте[3], в окружении садов и зверей, и по его подобию выстроил себе в новом городе резиденцию на вершине холма, склоны которого, террасами спускавшиеся к Священной реке, были превращены в сказочные сады.
То были счастливые годы, и даже теперь их можно было назвать счастливыми, хотя болезнь фараона, скрываемая от народа, но не составлявшая тайны для имевших счастье его лицезреть, сулила тяжкие времена.
Я улыбнулся, вспомнив о Туте. Я не мог рассказать ему о постоянном присутствии прежних жрецов Амона во дворце из опасения, что он немедленно пожалуется отцу. Моя улыбка стала еще шире. Как случилось, что я, безвестный сирота, недавно отнятый от груди, оказался во дворце, где меня вырастили и выучили (в соответствии со строжайшими правилами древнего этикета) для службы при царском дворе, и сам сын фараона избрал меня своей тенью, своим другом и товарищем по играм, по изучению наук и приключениям? Мог ли я мечтать о том, что сын живого бога полюбит меня, хотя я был семью годами старше?
Я вспомнил время, когда был простым слугой и меня учили с помощью пинков и наказаний, криков и ругательств. Я почитал свирепых, мстительных богов, обещавших суровый суд над душой – если мое сердце окажется тяжелее пера Маат, меня пожрет Анубис, и впоследствии я возрожусь в облике какой-нибудь гнусной темной твари.
Как мог я не поклоняться богу красоты, любви и прощения, живым воплощением которого был фараон, с легкостью
Современное название. Сегодня мы восхищаемся колоссами Мемнона, единственным, что сохранилось от Большого дворца.
