могли дать эффект лишь в долгосрочной перспективе. Пока же, в переходный период, крестьянство было готово воспринять идеологию «бунтующих ограничителей» и перейти от пассивных форм сопротивления разрушению общины к активным. Сохранялась основа и для обострения политических противоречий, последовательный переход от режима абсолютной монархии к конституционной так и не был осуществлен. На повестку дня неизбежно должен был встать вопрос о расширении полномочий Государственной думы и гарантиях ее прав. Таким образом, Россия все еще оставалась в «зоне риска», и не было никаких гарантий, что ей удастся провести долгосрочные, стратегические преобразования эволюционным путем. Вероятность этого еще более сократилась, когда, по меткому выражению Гершенкрона, «начало Первой мировой войны обрубило долгосрочную перспективу» (Gerschenkron, 1968. Р. 274).
Итак, причины, ход и результаты революции 1917 г. можно объяснить одновременным резким обострением трех групп противоречий. Во-первых, это противоречия, типичные для периода ранней индустриализации, они отражают сложности преобразований в огромной крестьянской стране и диктуют необходимость того или иного, но достаточно радикального решения аграрного вопроса. Во-вторых, это противоречия догоняющей индустриализации в глубоко отсталой стране, они требуют мобилизации финансовых ресурсов для проведения быстрой модернизации, активного перераспределения ресурсов из традиционных отраслей хозяйства в новые промышленные сектора экономики. Наконец, в-третьих, это противоречия, связанные с тем, что кризис ранней модернизации в России наложился на формирование предпосылок кризиса зрелого индустриального общества. И этот фактор в стране, достаточно далеко продвинувшейся по пути индустриализации[76], располагавшей высококонцентрированной и высокомонополизированной промышленностью, тесно связанной с государством, не мог не сказаться на формах предреволюционного кризиса.
Мы уже отмечали, что в условиях отсталой страны, вступающей на путь модернизации, успешное развитие возможно при гораздо меньшем разрушении встроенных ограничителей, оставшихся от традиционного общества, гораздо более высокой степени государственного регулирования и менее существенной либерализации, чем в странах, которые начали модернизацию ранее. Однако это наследие прошлого обрело новый смысл в условиях кризиса саморегулирования рыночной экономики, требовавшего усиления государственного вмешательства в функционирование рыночных отношений. Собственно, тенденции, идущие как от традиционного, патриархального российского наследия, так и от противоречий современного и активно развивающегося промышленного сектора, пересеклись как раз на отрицании самоценности частой собственности и свободной конкуренции и утверждении доминирующей роли государства в экономике. И этот комплекс идей, имевших столь двойственную природу, нашел последовательное воплощение в идеологии и практических действиях партии большевиков.
Вот
По мнению Ростоу, революция 1905 г. ознаменовала поворот России от промышленной революции к движению в направлении технической зрелости (Rostow, 1976b. Р. 119–121).
