либо получить их за счет внешних источников финансирования. На практике обычно использовалась та или иная комбинация обоих способов, однако и тот, и другой путь был глубоко конфликтным. Аграрный сектор испытывал давление двух взаимоисключающих требований: с одной стороны, успешная индустриализация предполагала динамичное развитие сельского хозяйства, с другой стороны, перекачивание ресурсов в развитие промышленности оставляло весьма ограниченные возможности для развития этого сектора, закрепляло его отсталость и неэффективность. Это резко усиливало противоречивость и социальную конфликтность процесса индустриализации[68].
К схожим последствиям приводила и ориентация на иностранные инвестиции. Позволяя решать некоторые задачи индустриализации, этот путь ставил национальную экономику в чрезвычайную зависимость от внешних условий; подчинял ее внутреннее развитие не национальным приоритетам, а целям и интересам иностранных государств и отдельных компаний. В результате чрезвычайно усиливалась и роль внешних проблем, и роль внешних ограничителей. Не случайно индустриализация на этом этапе сопровождалась серьезными социальными конфликтами, нередко идущими под лозунгом ограничения иностранного вмешательства во внутренние дела.
В-третьих, задачи концентрации ресурсов часто мешали разрушению элементов традиционного регулирования, вступали в противоречие с обеспечением свободы экономической деятельности. Интересную иллюстрацию этому тезису дает А. Гершенкрон, сравнивая задачи, стоявшие перед Тюрго в предреволюционной Франции XVIII в. и Витте в предреволюционной России начала XX в.: «Можно предположить, что шесть эдиктов Тюрго 1776 г. привели бы к снижению недовольства. Возможно, дальнейшие решения относительно частичного выкупа сеньоральных прав существенно уменьшили бы вероятность успешной революции. Достаточно было политики отрицания, ликвидации (имеется в виду ликвидация традиционной системы регулирования. – Авт.). Напротив, Витте в своей экономической политике не мог ограничиться лишь мерами по устранению препятствий на пути экономического прогресса» (Gerschenkron, 1968. Р. 274). Далее Гершенкрон рассматривает поддержанные Витте меры по укреплению такого средневекового института, как крестьянская община, оправдывая их тем, что «круговая порука» при уплате налогов государству позволяла выжимать больше ресурсов из крестьянского хозяйства, увеличивать доходы бюджета. Более того, он придерживается той точки зрения, что курс на разрушение общины после революции 1905–1907 гг. ослабил фискальные возможности государства и ограничил его способность поддерживать индустриализацию.
Теперь можно сформулировать основные особенности стран глубокой экономической отсталости, осуществлявших модернизацию. Первое – индустриализация в них могла быть успешной при гораздо менее последовательном снятии сохранившихся от традиционного общества ограничителей, чем в странах ранней индустриализации
А. Гершенкрон совершенно справедливо отмечал принципиальную разницу в положении французского и российского крестьянина в период индустриализации: «В России отношение крестьян к экономическому развитию было гораздо более негативным, чем во Франции. Французские крестьяне страдали от определенных форм широкомасштабной эксплуатации в деревне, но они могли невозмутимо наблюдать за экономическим развитием вне аграрного сектора, даже проявляя к нему интерес. Российская же индустриализация негативно влияла на положение крестьян…» (Gerschenkron, 1968. Р. 270).
