подданного, но в отличие от этого последнего, обладало очерченной смысловой структурой, предполагающей иерархию «подчинений» и обязательств – как между согражданами, так и перед отечеством.
«Самодержавие в России второй половины XVIII в. будет ограничено не «гражданином», требующим гарантированных законом прав, а личностью с независимой духовной жизнью, и не в области политики, а в сфере внутреннего мира фрондирующего дворянства».[113]
Смысловая модель «гражданин – общество». Приведенные выше слова историка Е. Н. Марасиновой относятся именно к истории общественно-политических отношений в России. Но отмеченная роль личности в преодолении заданной смысловой структуры гражданин – общество является определяющей и для семантических сдвигов в терминологии русского социально-политического языка. Этими личностями стали «интеллектуалы», хорошо знакомые с европейскими идеями и, фактически, находившиеся в ситуации франко-русского двуязычия, что делало простым пересечение границ понятийных систем двух языков.
Так, вернувшись из Европы, куда он был направлен Екатериной II с группой других русских студентов, А. Н. Радищев в 1773 г. переводит с французского книгу просветителя Мабли «Размышления о греческой истории». Разумеется, перевод имеет целью не только ознакомление русского читателя с древнегреческой историей. Отсюда некоторые «вольности». Так, слово déspotisme Радищев переводит как «самодержавство» и сопровождает главу следующим примечанием: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общей воли… Если мы уделяем закону часть наших прав и нашей природной власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от нашей обязанности. Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества».[114] В одном этом коротком замечании находят выражение те социально-политические отношения, какие лежат в основе французских понятий société – citoyen. Но для выражения этой модели используются русские слова, уже «приписанные» к совсем иной модели – что провоцирует прежде всего лингвистический конфликт. Возникает вопрос: каково же значение русских слов гражданин, общество?
В. В. Виноградов выделяет три метода передачи западноевропейских понятий в русском языке XVIII в.: метод описания значений (geste – телесное мановение), метод калькирования (réalité – вещность) и метод «семантического приноравливания».[115] В случае с парой société – общество речь идет, конечно, о третьем типе генерации понятия средствами лексической системы языка. Поскольку слово в системе данного языка не существует отдельно от других слов и не может быть воспринято носителями изолированно от контекстуальных сопряжений, закрепившихся в узусе, невозможно в точности повторить выражаемое словом другого языка. «Приноравливание» заключается в пропорциональном отношении
