вполне логичным.
Но как же все-таки стало возможным фактически параллельное развитие двух разных смысловых моделей: «гражданин – гражданство – отечество», «гражданин – общество – отечество»?
Возникшее изначально в первой модели понятие гражданин подверглось обобщающей номинации (гражданство)посредством «оконтуривания» того неидентифицируемого множества. Почему возникла необходимость этого внешнего «оконтуривания», вследствие чего и был утрачен смысл «индивид, имеющий права гражданина», а смысл «обязанности» стал доминирующим (что привело к отождествлению с понятием подданный)? «"Гражданское общество”… оказывалось абстрактным понятием, которое при сопоставлении с окружающей действительностью распадалось на отдельные сегменты, так как на первый план всегда ставился вопрос о том, к какому «состоянию» принадлежал тот или иной "гражданин”».[120] Таким образом, не было единого экономического, сословного, правового критерия, позволяющего всем подданным стать гражданами. Соответственно, требовался иной объединяющий признак – им стал смысл «обязательства перед государством, подчинение», который проводился через метафору семьи (сын отечества, отец отечества). Отсюда постоянные импликации «быть хорошим гражданином есть быть хорошим отцом, супругом, сыном».[121]
Когда гражданин становится социально-политическим термином (в модели, предлагаемой властями) и образует структуру с понятием гражданство (собирательная номинация для граждан-подданных), прозрачная внутренняя форма («град») оказывается в противоречии со смыслом понятия (уже не связанного с местом проживания). Кроме того, ничего «принципиального» в словообразовательной связи гражданин – гражданство не было, ведь суть гражданина заключалась не в его отнесенности к закону и праву (как citoyen), а в том, что он представал как мишень для изъявления «государевой воли». Соответственно, гражданство, собирательная номинация, также заключала в себе «точку зрения» официального дискурса власти. В этом свете совершенно не удивительно, что слово гражданство не задержалось на этой «должности» – на его место пришло слово общество, логично и прозрачно называя суть явления: «граждане образуют некое единство постольку, поскольку у них есть общее, заключающееся в том, что все они безоговорочно подчинены государству». Логика образования социально-политического словаря предстает как бы в «третьеличной форме»: она развивается не от «я», а являет собой «нарратив власти».
Таким образом, понятие, для выражения которого «нашлось» слово общество, сложилось в той модели социально-политических отношений, где гражданин занимает ту же смысловую позицию, что и подданный, а закон (фактически) – ту же, что и государева воля. В русском языке слово общество удачно заполнило эту подготовленную нишу. Внешне воспроизводящая французскую структуру citoyen – société, модель гражданин – общество поддерживала совершенно иную семантику.
Переосмысление гражданина в ключе французского citoyen
Ст. «Альцибиад к Периклу» в «Вестнике Европы». Цит. по:
