посчитал неуместным и скучным для себя наше ребячество.
Но я не успела собраться, когда мама крикнула с крыльца, что пришел Вася. Он стоял, прислонившись к косяку двери и держа что-то на руках. Я вышла, приготовившись высказаться, когда увидела его.
И тогда снова что-то затрепетало в груди, и на мгновение я остановилась, потому что у меня бешено забилось сердце и подогнулись колени. Я ухватилась за поручень и уставилась на Василия.
В его крепких, загорелых руках тихонько попискивал белый пушистый комочек. Маленький котенок, водя розовым, приплюснутым носиком, пытался поднять головку, удерживая равновесие. На лице Васи сияла улыбка.
– Откуда? – выдохнула я и подошла вплотную к нему.
Всякое раздражение мгновенно улетучилось. На меня смотрели родные, темные глаза, а две маленькие родинки под губой весело приплясывали.
– Кошка окотилась, – ответил Василий, поддерживая котенка. – Отец утопит. Я подумал, может, возьмешь?
Котенок отчаянно пищал, раскрывая свой маленький розовый ротик с белыми зубками. Я взяла его на руки. Котенок плотно уткнулся своими белыми, мягкими лапками мне в грудь. Я помедлила.
– Как его назовем? – наконец спросила я, поддерживая маленькие упирающиеся лапки и поднимая глаза на Василия.
Вася улыбнулся еще шире.
– Я называл его Бонусом, – он пожал плечами. – Он был самый маленький. Может быть, ты придумаешь ему новое имя.
– Нет, – сказала я, – пусть его зовут Бонус.
Я налила в блюдце парное молоко и котенок, шатаясь, подполз к нему и с жадностью стал лакать.
Вася присел на корточки рядом с котенком. Пушистая спинка котенка топорщилась и вздрагивала от напряжения, маленькое тельце пошатывалось.
Внезапно меня охватило сильное чувство стыда. И я не знала от чего – то ли от того, что я нелестно подумала об этом человеке, то ли от того, что я ожидала от него того, чего ожидать было нельзя. И я стояла, переминаясь с ноги на ногу и заламывая пальцы, пытаясь подобрать слова, чтобы что-нибудь сказать, но мыслей в голове не было совершенно. И в то же время мне было радостно от того, что он все-таки пришел, и пришел как раньше, по-свойски. И что теперь будет у меня этот котенок, спасенный им. Правда, я тогда еще не подумала о том, как я сообщу маме новость о новом жильце, но это меня беспокоило меньше всего.
Я не знала, что испытал Василий тогда, на мысе, и понял ли он мой порыв, и ощутил ли перемену во мне, но сейчас он держался спокойно. Я уже забыла и об откровении Вадима, и о том, что хотела рассказать Василию о нем, переубедить его. Сейчас он мне казался правым во всем, родным, источником тепла. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Мне казалось, что если я его отпущу, он уже не вернется. Я подсознательно боялась повторения тех трех долгих дней, когда я ждала, впервые в жизни ждала звонка и в то же время знала, что его не будет.
