на усыпанную щебенкой улицу.
Переглянувшись с Василием, мы вышли вслед за бабушкой за калитку.
В соседнем проулке собралось человек пять. Там, рядом с домом, прямо под забором, проходил небольшой овражек, скрытый от глаз и дороги кустами. На перекрестке, у этого овражка, стояли люди и громко переговаривались. Особенно громко говорил дед, разъясняя что-то мужчине лет шестидесяти пяти, понуро опустившему свои плечи под напором упрямо выставленной дедом вперед груди.
– Эх ты ж пес, что ж ты делаешь! – донесся до нас голос дедушки. – Ай-я-яй!
– Твоя земля шоль? – слабым, сиплым голосом отвечал сосед.
– Да как бы и не моя, можно ль? Э-эй…
– Да шо ты, не тоби ж в огород кидаю! – махнув рукой, откликался сосед. – Уберуть.
– Да кто ж уберет-то?
– Мусоровоз.
– Мусорово-о-оз! – протянул дед, качая головой. – Разве ж мусоровоз ездит сюда!
– А то не ездить! – хрипел сосед.
– Именно, что не ездит. И как положил ты его, так и будет лежать, – дед указывал твердой рукой на груду веток и что-то белеющее у самого края овражка. – Ай-я-яй, вот бестолочь-то!
– Ты шо обзываесся? – обиженно прохрипел сосед, выпрямляя плечи.
– Эй-ей, обзываесся! Своими именами называю. Увози, давай!
– Куда увозить-то?
– Да куда хошь, только чтоб этого не было здесь! Машину нанимай.
– Да шо ты, Петро, – махнул рукой сосед. – Сожгу!
– Сожгу-у, – протянул дед. – Неужто ж здесь жечь можно!
– А отчего ж нельзя-то? – развел руками сосед.
– От глупая твоя борода! Здесь ж кусты, да забор деревянный!
– И шо з ними сделаться? – упирался сосед. – Ничого не будэ!
– Дурно-ой! Забирай к себе, кому говорят! У своего забора и жги.
– Не твоя земля, – заладил сосед, все повторяя свой единственный и, как ему казалось, убедительный довод, – не тебе тут решать!
– От скотина! – махнул рукой дед и направился к дому.
– От и иди-и, – крикнул ему вслед сосед, опираясь на грабли.
Дед зашел за ворота и через пару мгновений вернулся, везя перед собой телегу.
– Куды! – воскликнул сосед, увидев уверенно направляющегося к нему деда.
– Ах, ты ж, пес! – сказал дед, подвозя телегу прямо к краю овражка. – А ну-у!
Здесь же была и жена соседа, женщина пышных форм и растерянного лица, и сама хозяйка дома, у которого находился этот овражек, в котором собирались или не собирались сжигать мусор, и мальчонка лет семи-восьми, по всей вероятности, внук соседа, задумчиво почесывающий затылок. И все уставились на деда, который, раздвигая кусты, спустился в овраг и, кряхтя, стал вытаскивать оттуда серые мешки, из которых торчали сухие
