Прилегающие к плечам рукава расширялись у запястья почти на локоть. Это только подчеркивало миниатюрность рук, неистово порхавших по струнам лютни. Черные волосы Симонетта зачесала наверх и уложила в форме раковины. В иной ситуации ее прическа показалась бы фривольной или даже неприличной, но на императорском Празднике кувшинок действовали совершенно другие законы.
Снедаемый страстью, пробудившейся в нем при виде Симонетты, Мельцер протолкался в первый ряд почитателей, собравшихся полукругом вокруг поющей пары. Джакопо был всецело поглощен своим инструментом, а Симонетта глядела поверх голов слушателей на золотой потолок с мозаиками, восхвалявшими подвиги византийских императоров. И, слушая ее мелодичное пение, пожирая глазами каждое ее движение, он с болью в сердце понял, что не он один сражен красотой прекрасной венецианки. Мельцер украдкой огляделся вокруг: да, у него было много соперников!
Совсем недавно зеркальщик удовольствовался бы тем, что любил прекрасную женщину на расстоянии, тайком обожествляя ее, встречаясь с ней только в своих мечтах. Но недавние успехи укрепили его веру в себя. Он просто должен был попытаться привлечь внимание Симонетты.
Мельцер, размышляя над тем, как это можно устроить, вдруг поймал взгляд лютнистки. Вне всяких сомнений, она смотрела на него! Мельцер попытался вежливо поклониться, но, прежде чем это сделать, успел осознать, как неуклюже у него это получится, и просто помахал рукой, вполне в своем духе.
Симонетта и Джакопо спели на латыни три песни весьма двусмысленного и фривольного содержания, снискавших у тех, кто знал язык, бурные аплодисменты. Осыпанной комплиментами и окруженной многочисленными почитателями лютнистке пришлось долго пробираться сквозь толпу, для того чтобы оказаться рядом с Мельцером.
– Вы же тот самый зеркальщик, – крикнула она по-итальянски, – который защитил меня от турецких пушек?
Мельцер рассмеялся.
– Если вам так угодно, прекрасная лютнистка, – ответил он на том же языке, что и она, – то я охотно припишу себе эту заслугу.
Симонетта кивнула.
– Я ужасно испугалась выстрелов. Хорошо, что я вас здесь встретила.
– Для меня это большая честь, поверьте мне. Я только и думал, что о вас, и не мечтал ни о чем ином, только бы встретиться с вами еще раз.
– Если это действительно так, – заметила Симонетта, подмигнув, – то наши чувства совпадают.
Пока они обменивались любезностями, к ним подошел Джакопо. Он забрал у Симонетты лютню и, обращаясь к зеркальщику, сказал:
– Вы хотите сопровождать Симонетту? В таком случае вы должны взять лютню, чужестранец!
– С какой охотой я последовал бы за вами, – так же двусмысленно ответил Мельцер, – но мой талант кроется скорее в обращении с оловом и свинцом, кроме того, у моих переливов совершенно иное значение, чем у ваших. Так что оставим все как есть.
Симонетта и зеркальщик
