что вам с помощью зеркала удалось вернуть императору радость жизни. Вы маг или даже волшебник?
Мельцер остановился и поглядел Симонетте в глаза.
– Если бы я обладал такими способностями, я наверняка знал бы, что мне делать. Нет, у большинства чудес всегда есть естественное объяснение.
– Ну, а если бы были чародеем, – не сдавалась Симонетта, – что бы вы тогда делали? Скажите мне!
– Я бы, – нерешительно начал зеркальщик, кладя обе руки ей на плечи, – я бы заколдовал вас, чтобы вы глядели только на меня.
Симонетта ответила, не сводя глаз с Мельцера:
– Я думаю, вы и есть чародей и уже околдовали меня.
Ее губы приблизились к его губам.
Словно во сне зеркальщик ощутил поцелуй ее нежных мягких губ, почувствовал стройное тело, прильнувшее к нему с кошачьей гибкостью. Он был поражен до глубины души и сам себе казался неумелым и неловким. Мельцер охотно признался бы в любви прямо там, не сходя с места, но он заставил себя обуздать страсть из боязни сказать что-то не то. Зеркальщику хотелось стать на колени перед прекрасной венецианкой, но на то, чтобы сказать, что он любит ее, ему не хватало мужества. Ничто так не пугало Мельцера, как необходимость открыть свои чувства и вероятность быть осмеянным.
– Как вы прекрасны, Симонетта! – произнес он вместо этого и добавил: – Я восхищался вами с самого начала.
Каждый из этих комплиментов лютнистка уже наверняка слышала, и не раз, но Мельцер понял это только после того, как замолчал. И откуда ему знать, не принадлежит ли Симонетта к тому сорту женщин, которые, желанные и пользующиеся успехом, сегодня отдаются одному, а завтра – другому?
И тут, словно прочитав его мысли, лютнистка подняла брови и сказала:
– Отчего вы размышляете о будущем, когда вашего внимания требует настоящее?
С этими словами она приникла к нему. Зеркальщик почувствовал ее бедра, кончики ее грудей и глубоко вздохнул.
Но прежде чем он в своей беспомощности успел совсем потерять голову, к ним подошли двое слуг в ливреях и с корзинками в руках. Слуги раздавали маски и причудливые головные уборы.
Симонетта выбрала себе желто-зеленую маску в крапинку с маленьким острым клювом над носом, Мельцер получил причудливую шляпу с броскими черно-белыми полями. Октет в шитых золотом костюмах и красных чулках исполнял мавританский танец с криками, во время которого мужчины кружили вокруг женщин и после каждого круга делали движение, задуманное, вероятно, как радостный полет, но больше похожее на прыжок через лужу.
– Прелестная птичка, – заявил Мельцер, обращаясь к Симонетте, – я охотно повел бы вас танцевать, но танцевальное искусство столь же чуждо мне, как и страна, где растет перец. Думаю, это выглядело бы довольно жалко.
Симонетта взяла Мельцера под руку и повела за собой в другой зал, откуда доносились звуки флейты, сопровождаемые гулкими ударами барабана. Зрители стояли в кругу, очень близко
