что-то, или клумбу – альпийскую горку соорудить – это все настоящие садовники делали.
И вдруг Инга в этой роли! Трудно представить.
– Да ничего сложного, как оказалось, – Инга улыбнулась, вспоминая, как вместе с кустиком «разбитого сердца» соседка подарила ей… коровью лепешку, для удобрения. И Инга несла лепешку в мешочке, а он порвался. Ией пришлось собирать драгоценное удобрение руками.
– Крестьянка! – со смехом сказала Тоня.
– Ну, да, можно и так сказать. Вот Митеньку везу, теперь мне с ним хорошо будет…
– Ну, а дома что? – осторожно спросила подруга.
– Дома тихо и чисто, – ответила Инга. – Я не скрывала, что была. Как скроешь? Митю же забрала! Написала записку Кате, чтоб она не переживала и Митьку не искала.
– А Стасу?
– А что «Стасу»? Стасу я ничего не написала. – Инга помолчала. – Тось, время показало, что я не смогу смириться. Наверно, как говорит твоя мама, мы и, правда, тупые кое в чем, раз мужики от нас убежали: от тебя – к соплюхе. У меня – еще хуже. Но другими-то мы не станем. Наверно, надо признать, что брак наш себя изжил. И у меня только главное на повестке дня: как все это сыну и брату сказать…
Лысый Митяй, впервые попавший на дачу, из которой через дырки в заборе можно было попасть на волю, с первого дня начал осваивать незнакомую территорию. Поначалу Инга переживала за него. Во-первых, на дачах было много здоровенных городских котов, которых привозили на лето хозяева. А местами за заборами злобно рыкали собаки. Но потом она поняла, что Митя за ручей не ходит. Только вдоль него. А в их глухомани все было спокойно. У бабки Грибушки жил на дворе старый кот Вася с рваным ухом, и у Савватия Степаныча ошивалась живность, в основном те бедолаги, которых несознательные граждане заводят ради забавы, а потом безжалостно оставляют в дачном поселке.
Это были странные звери. Собаки, ласковые как телята, и кошки, что тише мышек. Как будто, познав в своей жизни предательство близких и любимых, они перестали верить всем. Но не обозлились, не оскотинились, а напротив – стали смиренными и покладистыми. Вот только верили при этом лишь Степанычу. И только из его рук не стеснялись брать еду. Иногда, через год, их бывшие хозяева находили тут, пытались вкусностями и словами ласковыми на свой участок заманить, но все тщетно. Брошенные животные гордо отворачивались от вкусного лакомства, и на сладкие посулы не велись. В руку, протянутую бывшими, не впивались зубами, но и погладить себя не давали.
Митя во двор к сторожу дачному тоже наведался. Приняли его там нормально. По поводу его «одежки» местные кошки, наверно, перекинулись парой колких словечек, а может, решили, что Митю невзначай ошпарили кипятком или побрили. Убогого тем паче пожалеть надо, поэтому никто его там не обидел. А когда его со двора Степаныча унесла симпатичная женщина, поняли, что Митя не конкурент, и признали в нем «соседа». К тому же, Митя был не котом,
