набожным и верующим, и всегда вспоминал этот батюшкин жест – ладошку на груди. Оленька всегда была с ним в его сердце. Поэтому тревожить прах любимой он не стал. Просто каждый год выбирался в эту карельскую глушь с тем, чтобы поправить оградку, и посидеть в тиши на деревянной лавочке у ухоженной могилки на старом деревенском кладбище. Удивительно, но в каждый его приезд все эти годы здесь была чудная сухая погода. А ему вспоминалось жуткое сентябрьское ненастье далекого 70-го года, разбитая грузовиками дорога, безногий дядя Саша, с которым везли они Оленьку в районную больницу, и она, любимая Оленька, то дрожащая от озноба, то задыхающаяся от жара.
Он так и не простил себя. И другую женщину не искал. Родственники и знакомые пытались знакомить Эдварда с невестами, но он слышать ни о чем не хотел. У него на руках было двое детей, Олиных детей, и он представить не мог, что в доме появится чужая женщина, которая будет воспитывать Ингмара и Ингу.
Родственники отступились, решив, что Эд – мужик умный, сам разберется. Вопреки расхожему мнению о том, что мужчина в отличие от женщины быстро забывается в чужих объятиях, Эдвард был, видать, из другого теста. И не то, чтобы специально он хранил верность. Просто, так получалось, что ни к одной женщине, встретившейся на его пути, его совсем не тянуло. Сначала он на них вообще не смотрел, занимаясь воспитанием маленькой дочки, а потом наступило время больших перемен, и на Эдварда свалился бизнес родного финского дяди, и он с головой ушел в работу. И сына привлек.
Ингмар, рано оставшийся без матери, был сильно привязан к отцу. А сестренку любил больше жизни. Это он попросил отца не приводить им другую «маму». И Эдвард дал ему слово. Но, наверное, не это было главное в его одиночестве. Просто у него была любовь – Оля. А все остальное любовью не было. И как не пытались захомутать его одинокие дамы, ни у одной это не получилось.
Потом, когда Инга стала взрослой, и у Ингмара давно была семья, они сами говорили отцу, чтобы он подыскал себе «половинку». Он рассмеялся и сказал:
– Моя половинка давно в лучшем мире, меня ждет…
Казалось, он был счастлив тем, что так сложилась жизнь. Во всяком случае, так он говорил, оговариваясь всякий раз, что в любви нет никаких правил. У него – вот так, а у них может быть все иначе. Однажды в откровенном разговоре он сказал Инге, что он не раз и не два пробовал устроить свою жизнь, но отношения с женщинами не складывались. И не потому, что они такие все плохие. Как раз наоборот. Ему встречались в жизни замечательные женщины. Но он их не любил. А жить вместе только потому, что так хотелось им, он не мог.
– Дочка, ты не переживай! У меня есть вы. Все остальное я как-нибудь решу…
Видимо, он «как-нибудь» и решал проблемы своего одиночества, но в семье и с детьми был один. Вернее, с Оленькой, о которой помнил всегда. Да и как ее забыть, если Инга с годами стала ее точной копией…
Одно огорчало стареющего Эдварда: у Инги не было дня рождения. Он стал днем смерти ее матери, и поэтому отмечать
