делать наблюдений над их бытом; это презрение со временем еще более усилилось под влиянием страха, религиозных предрассудков и даже от употребления и строгого противоположения слов: цивилизация и варварство, понимавшихся часто в смысле различия не только по степени, но и по самой сущности»[200].
Известно, что зародившееся еще у досократиков не омраченное провиденциалистскими догмами понимание прогрессивного характера и поступательности истории человечества как охватывающего все поколения людей совершенствования их жизни с течением времени не было преобладающим в европейском обществоведении раньше XIX–XX вв.[201]. До этой эпохи среди европейских мыслителей сначала пользовались большим авторитетом уже отмеченная концепция цикличности или кругооборота исторического процесса, которой, в частности, придерживались Фукидид и Полибий[202], и ранее охарактеризованная идея регрессивного развития, которая предполагает совершенное состояние человечества в прошлом и последующее ухудшение положения людей[203]. С утверждением христианства в Европе получило широкое распространение истолкование истории как последовательности событий, представляющей собой развертывание провиденциального замысла, который реализуется в определенный момент в будущем[204]. Причем в умах европейских мыслителей эта идея нередко соединялась с мыслью о постепенном изменении человеческого общества в сторону улучшения[205]. Что же касается атеистической концепции прогрессивного развития социальной жизни, позволяющей понять, что одни народы находятся на стадии развития, когда-то пережитой другими, то она не разделялась рядом крупнейших европейских ученых еще в XVIII в.[206].
Поэтому неудивительно, что в Европе большинство обществоведов в течение многих столетий не только не изучали отсталые по их меркам народы для получения данных о ранней истории обществ, к которым принадлежали сами, но и скептически относились к использованию в целях приобретения такого рода сведений сочинений, подобных работе Тацита о варварской Германии. Отсюда ясно, почему «Германия» Тацита в этих условиях редко воспринималась исследователями в качестве хорошего примера, которому нужно следовать в их собственной научной работе[207].
Разумеется, описания «современников, имевших случай делать наблюдения над цивилизацией, стоявшей на менее высокой ступени, чем их собственная»[208], не являются единственным источником информации, способной пролить свет на начало социального развития. Важные в данном отношении сведения может дать анализ остатков материальной культуры древнейших обществ, обнаруживаемых археологическими методами. Однако европейцы вплоть до второй половины XIX в. не могли широко пользоваться для познания первого этапа истории человечества и достижениями археологии. Даже во времена Г.С. Мэйна эта наука все еще находилась в столь неразвитом состоянии, что он не упоминает результаты археологических изысканий в качестве предмета, который
