белую фарфоровую чашку, и в нее же Бриджит налила мне черного кофе.
Утренняя экономия времени по-коррезски, подумал я. Насколько отвратительно, настолько и умно. В самом деле, зачем употреблять кофе и хлопья отдельно, если можно их смешать?
– О, что он делает? – расхохоталась Бриджит. – Только посмотрите на него.
Симон зашелся от смеха и чуть не свалился со стула, да и Флоранс подключилась к общему веселью.
– Вы что, в Англии кладете кукурузные хлопья в кофе? – спросила Бриджит.
– Нет, это же вы…
– О-ля-ля. Может, хочешь туда же добавить немного английского мармелада?
Бриджит посмеялась над моей тупостью и забрала у меня чашку. В надежде на поддержку я обернулся к Флоранс, но она была заодно с Симоном – сейчас они как раз выдавливали из себя последние капли смеха.
– Я надеюсь, с лопатой ты управишься лучше, чем с корнфлексом, – сказала Бриджит, вываливая содержимое моей чашки в мусорное ведро.
Конечно, я должен был помнить. Во многих французских семьях принято пить утренний напиток из суповых чашек. Так делала и моя бывшая подружка Алекса. Только вот почему французские производители фарфора не считали нужным приделать ручку к этим чашкам, оставалось для меня загадкой.
– В доме есть какая-нибудь чистая одежда? – спросил я Флоранс.
– Ah oui. – Она удалилась в комнату своей матери и вернулась оттуда с серой футболкой и самыми безобразными штанами из всех, какие мне довелось видеть в своей жизни. Это было изделие на эластичном поясе, в оранжево-голубую клетку с орнаментом из красных цветов размером с кулак. Такой узор (если это был узор, а не технический брак) могло сотворить лишь воспаленное воображение жертвы наркотической галлюцинации, а носить одежду из ткани подобной расцветки можно было только дома и только дальтоникам.
Флоранс уловила мое настроение, в котором не было и намека на энтузиазм.
– Они из Африки, – сказала она.
– Так вот, значит, какой он, вирус Эбола, – проговорил я. – Это вещи твоего брата?
– Нет… О, я хотела спросить, ты собираешься в душ?
– Да, я подумывал об этом.
– Знаешь, Maman говорит… – При этих словах ягодицы Бриджит, казалось, навострили уши. – Ты не мог бы вытираться, стоя на коврике, потому что в прошлый раз ты оставил мокрые следы на полу?
Конечно, я наследил на вашем чертовом полу. Более идиотской ванной трудно придумать, и немудрено, что любой оставит лужи на этом чертовом полу в этой чертовой ванной. Так хотелось мне сказать, но я заглушил этот порыв, попытавшись отпить кофе из огромной чашки, которую только что поставила передо мной Бриджит. Горячая жидкость перелилась через край, обжигая подбородок и кончики пальцев.
– Хочешь соломинку? – предложил Симон.
И кто бы мог подумать, что еще вчера я чувствовал себя самым настоящим французским крестьянином. Сегодня я снова был английским истуканом, аутсайдером, который даже завтракать толком не умеет.
Проблема
