раз.
Крыть нечем, потому что это, вероятнее всего, правда.
Мириам падает духом прямо на моих глазах. Я видела такое десятки раз: сильные матери вдруг ломались, как рвется натянутый парус во время шторма. Она раскачивается взад-вперед, настолько крепко прижимая сцепленные руки к животу, что, кажется, перегибается пополам.
– Миссис Маркс, если я могу чем-то помочь…
– Что бы вы сделали на моем месте?
Ее голос вползает в меня змеей, и я резко подаюсь вперед.
– Я вам этого не говорила… – негромко произношу я. – Но я бы схватила Рэчел и бежала.
Несколько минут спустя я вижу через окно, как Мириам Маркс роется в своей сумочке. Наверное, ищет ключи. И, вполне вероятно, решимость.
Патрику многое нравится в Нине, но больше всего нравится то, как она входит в помещение. «Выход на сцену», – так говорила его мама, когда Нина влетала в кухню Дюшармов, угощалась печеньем «Орео» из банки, а потом останавливалась, чтобы дать возможность остальным себя догнать. Патрик уверен в одном: даже если он сидит спиной к двери, когда Нина входит, он это чувствует – пучок энергии, направленный ему в затылок, переключение внимания, когда взгляды всех присутствующих поворачиваются к ней.
Сегодня он сидит в пустом баре. В «Текиле-пересмешнике» чаще всего тусуются полицейские, а это означает, что здесь станет людно только ближе к вечеру. Если честно, то Патрик временами удивлялся тому, зачем это заведение открывается так рано: неужели только для того, чтобы они с Ниной могли регулярно по понедельникам встречаться за обедом? Он смотрит на часы, но и так знает, что пришел рано, – он всегда приходит рано. Патрик не хочет пропустить тот момент, когда она войдет, когда она безошибочно повернет к нему лицо, как стрелка компаса, всегда указывающая на север.
Стейвесант, бармен, переворачивает карту таро, лежащую на стойке. По всему видно, что он раскладывает пасьянс. Патрик качает головой.
– Тебе известно, что они не для этого предназначены?
– А я, черт побери, не знаю, что еще с ними делать. – Он раскладывает их по мастям: пики, червы, крести, бубны. – Их забыли в женском туалете. – Бармен гасит окурок и следует глазами за взглядом Патрика. – Господи боже, когда же ты во всем ей признаешься?
– Признаюсь в чем?
Но Стейвесант только качает головой и подвигает Патрику колоду карт.
– Держи. Тебе они нужнее.
– И что бы это значило? – удивляется Патрик, но в это мгновение в зал входит Нина. Воздух в баре звенит, как будто в поле, где полным-полно кузнечиков, и Патрик чувствует, что изнутри наполняется чем-то легким, как гелий, и, сам не замечая, встает с места.
– Всегда остаешься джентльменом, – говорит Нина, бросая свою черную сумочку у стойки бара.
– А еще и офицером, – улыбается ей Патрик. – Только представь!
Она не из тех девчонок, о которых мечтают все соседские мальчишки, – долго не была такой. В детстве
