к Амалеку. Она признавала, что несет ответственность за нынешнее состояние Урбаала, и с грустью думала: признай она свою вину с самого начала, ничего из этого не произошло бы, да и Урбаал, скорее всего, простил бы ее. В то же время она осознавала, что сейчас любое ее признание принесет куда больше вреда, чем пользы.
Прежде чем погрузиться в сон, она решила, что делать. С одной стороны, она будет рядом с мужем в этот нелегкий для него период, отвлекая его от желания напасть на Амалека, а с другой – начнет наводить порядок в разваливающемся хозяйстве. Немного передохнув, она поднялась и пошла в оливковую рощу прикинуть, в какой работе та нуждается. Здесь она обнаружила, что надсмотрщик покинул свою будочку у масляного пресса и теперь никто не присматривал ни за деревьями, ни за давильней. Вернувшись в город, она обошла работников Урбаала, предупреждая их, что теперь командует она и что она вдвое урежет им жалованье, если они бросят ее больного мужа. Но когда Тимна закончила давать указания последнему из них, она услышала крики на улице и, полная мрачных предчувствий, побежала к дому Амалека, где увидела, что Урбаал вломился в жилище пастуха, требуя возвращения своих Астарт.
Чтобы утихомирить буяна, были вызваны солдаты, и Урбаалу крепко досталось бы, если бы Амалек, изумленный его нападением, все же не защитил бы соседа, сказав солдатам:
– Он не причинил мне никакого вреда.
Солдаты замялись, и Тимна приняла за них решение:
– Я пришла, чтобы отвести его домой.
Когда солдаты удалились, Амалек встряхнул Урбаала со словами:
– Возвращайся в этот мир, старый приятель.
Под терпеливым присмотром любящих его людей отупевший Урбаал стал постепенно приходить в себя. Он не мог поверить, что пытался напасть на своего соседа Амалека, и испытал чувство глубокого стыда, когда ему рассказали, что лишь добрый характер Амалека спас его от неприятностей. Он уставился на Тимну, прекрасную в своей беременности, и вспомнил то терпение, с которым она старалась справиться с охватившим его безумием и вернуть ему здоровье. Когда наконец пришло время отправляться домой, Тимна избрала путь подальше от храма, но он понял ее замысел и сказал:
– Теперь мы можем пройти и мимо храма. Я забыл ее.
Он даже настоял, чтобы подойти к Элю, где вознес благодарность за свое освобождение, и, пока он молился, Тимна снова подумала, что, не будь в этом городе такого обилия божеств, чьи жуткие обряды могут свести человека с ума, Урбаал мог бы оставаться тем же веселым, простодушным человеком, каким был в начале их удачной супружеской жизни. Ей не хотелось думать, что появление такого типа людей объясняется моральной обстановкой в городе, но так оно и было.
Последующие дни доказали благодетельную силу той веры, что была свойственна Тимне. Урбаал возобновил зимнюю обрезку деревьев, а в конце дня, закончив труды, занимал привычное место на обширном дворе и болтал с детьми. У него
