на миг прищурился, глядя на теблора, затем кивнул:
– Решено. Карса, ты говоришь, что не вызывал тот шторм. Хорошо. Придётся тебе поверить, – по меньшей мере, поверить в то, что ты сам ничего такого не помнишь. Но я вот о чём подумал: этот ваш культ, эти Семь Ликов в Скале или как их там… есть у них свой Путь? Собственный мир – другой, а не тот, в котором мы с тобой живём?
Карса проглотил ещё один комочек хлеба.
– Я ничего прежде не слышал об этих Путях, о которых ты толкуешь, Торвальд Ном. Семеро живут в скале – и в мире снов теблоров.
– Мир снов… – Торвальд взмахнул рукой. – А вот это всё похоже на ваш мир снов, Карса?
– Нет.
– А что, если бы его… затопило?
Карса нахмурился:
– Ты мне напоминаешь Байрота Гилда. Слова твои не имеют смысла. Теблорский мир снов – равнина без холмов, где мхи и лишайники цепляются за ушедшие в землю валуны, где снег лежит низкими дюнами, форму которым придают холодные ветра. Где странные звери с бурой шерстью бегут где-то вдалеке…
– Так ты сам там бывал?
Карса пожал плечами:
– Так описывают его наши шаманы, – теблор помедлил, затем добавил: – Там, где я побывал… – Карса вновь замолк, затем тряхнул головой. – Иначе. Там всё… залито разноцветными туманами.
– Цветные туманы… А боги ваши были там?
– Ты не теблор. Нет нужды рассказывать тебе больше. Я уже поведал слишком много.
– Хорошо. Я просто пытался понять, где мы.
– Мы в море, а суши не видно.
– Это да. Но в каком море? И где солнце? Почему здесь не наступает ночь? И нет ветра? В каком направлении нам плыть?
– Неважно, в каком направлении. В любом! – Карса поднялся с тюка, на котором сидел. – Я уже довольно поел. Идём, закончим грузить припасы в лодку – и уплывём отсюда.
– Как скажешь, Карса.
С каждым днём он набирался сил и всё дольше сидел на вёслах, когда сменял Торвальда Нома. Море оказалось совсем неглубоким, и шлюпка несколько раз садилась на мели, – к счастью, песчаные, так что днище выдержало. Гигантских сомов они больше не видели, как, впрочем, и любой другой живности, водной или небесной, лишь время от времени мимо проплывала ветка-другая, лишённая коры и листьев.
Чем полней возвращались силы, тем быстрей таяли съестные припасы, и – хотя спутники не говорили об этом – невидимым третьим пассажиром в лодке оказалось отчаяние, которое заставляло теблора и даруджийца больше молчать, сковало, точно старый рабовладелец, и цепи становились всё тяжелее.
Поначалу спутники вели счёт дням по периодам сна и бодрствования, но последовательность вскоре нарушилась, так как Карса, кроме того, что подменял утомлённого даруджийца в остальное время, теперь начинал грести, когда Торвальд спал. Стало очевидно, что теблору нужно меньше отдыхать, а Торвальд, наоборот, уставал всё быстрее.
В последнем бочонке оставалась лишь
