где располагалась основная резиденция старого князя Острожского. Все дорогу герцог так торопился и нещадно гнал коней, что его люди буквально валились с ног от усталости. Как только большой отряд, сопровождавший герцога, въехал на широкий двор господского дома в Вязьме, герцог спешился, подхватил на руки почти выпавшего из седла Андрея, и отдав краткое приказание дону Д'Альмецио размещать людей, быстро вошел в особняк.
Было около четырех часов вечера, и ранние сумерки дождливого осеннего дня уже спустились на землю. В доме только начали зажигать свечи, и хотя в холле уже было светло, жилые части дома были еще погружены во мрак. Не обращая внимания на отчего-то засуетившихся слуг, герцог прошел в личные покои деда и увидел того сидящим в кресле за большим письменным столом, рядом с которым застыл в угодливой позе еврей-управляющий.
– Львенок! – вскричал в удивлении старый князь. – Откуда ты взялся? Я уже не чаял увидеть тебя до зимы!
– Боже мой! – глаза старика устремились к уснувшему на руках у отца Андрею. – Что ты сделал с ребенком? Он же полумертвый от усталости!
– Я тоже.
Герцог бережно уложил сына на широкий низкий диван у стены. Старый князь несколько раз хлопнул в ладоши и проворные бесшумные слуги подскочили к мальчику и унесли его в отведенную ему комнату.
Герцог устало опустился в кресло у камина.
– Продолжайте работать, дедушка, – сказал он. – Я подожду.
– Ты тоже нуждаешься в отдыхе! – категорично заявил старик. – Ты с ума сошел, мой драгоценный внук! Разве можно было так спешить?! Посмотри на себя, на тебе же лица нет! И какая только муха тебя укусила!
– Муха по имени Эвелина, – невесело усмехнулся герцог, протягивая к огню ноги. – Моя жена все еще живет у тебя, или она уже сбежала в Польшу, ко двору короля Ягайло?
– Мне не нравится твой тон, – старый князь Острожский сделал знак управляющему удалиться. – В том, что Эвелина решила остаться со мной только твоя вина, не ее, и не моя, и уж совсем не Ягайло!
– Ну хорошо, – герцог устало вздохнул. – Эвелина все еще у тебя?
– Да. Но она по-прежнему отказывается тебя видеть.
– Почему? Разве я недостаточно заплатил за свою ошибку?! Я не видел ее почти год! Я вернулся в Литву, как она и хотела, и привез ей назад сына. Что еще я должен сделать, чтобы она простила меня? Умереть?!
Старый князь Острожский с жалостью смотрел в осунувшееся лицо герцога, на котором лежала печать усталости многодневного пути.
Стоя за дверью кабинета с другой стороны, Эвелина могла слышать каждое слово, произнесенное герцогом. Даже сам звук его голоса, чуть хрипловатого, усталого и приглушенного, вызвал тревожное волнение в ее душе. Она не видела его почти год, она запретила себе думать о нем, она почти убедила себя в том, что он останется в Италии и никогда больше не вернется в Литву. Она научила себя не чувствовать ничего, кроме холодного безразличия, когда
