style="font-size:15px;"> Трешнев развёл руками.
– Ну, что, акадэмики?! По последней, перед тем, как сдаться властям…
– Это совсем-совсем лишнее, – твёрдо сказала Ксения. И прибавила: – Если ты хочешь ночевать в своей постели.
Трешнев наклонился к ней и прошептал в самое ухо:
– А если я хочу ночевать в твоей постели…
Чёрт! А вдруг они её захотят обыскать! А в сумочке не только колготки, но и стринги! То-то посмеются эти полицейские барышни. А ещё пуще юноши. Объяснишь им! Лауреата убили, а тут дама без трусов разгуливает… Это тебе и за жару, и за фуршет, и за Трешнева…
Страхи Ксении прервала мелодия пионерской песни «Ах, картошка, объеденье…».
У Гаврилы Бадова зазвонил телефон. Он ответил, стал слушать. Смугловатое лицо красавца-брюнета вновь начало стремительно бледнеть.
Между тем, как по заказу, появился первый кинолог с ретривером, и золотистое чудо протащило его прямо к их столику, повертелось вокруг Караванова…
– Узнаёт друга… – неуверенно произнёс Воля.
Гаврила опустил телефон и, заикаясь, спросил:
– Ч-что, ещё одно т-тело н-нашли?!
– Да, – спокойно ответил кинолог. – Женщину. По всему, удушение. Вероятно, шарфом.
Ретривер, оставив в покое Караванова, утащил своего хозяина в сторону Беркутова. И тут все увидели в левой руке кинолога прозрачный пластиковый пакет с маленькой жёлтой сандалией.
– Трешнев, это сон? – спросила Ксения. – Или надо просто упасть в обморок?
– Здесь человек лишь снится сам себе, – Трешнев мигом выпил схваченную со стола стопку водки. – По снам у нас главный специалист Тима Почаенков. Но он редко появляется на летучих фуршетах. По твёрдому расписанию грузится дома… Стой здесь! Я сейчас.
И он неожиданно твёрдой походкой пошёл к Беркутову, которого ретривер тоже оставил без особого внимания…
Дельнейшее запомнилось Ксении как сочетание провалов памяти с яркими картинками.
Вот Гавриле позвонил сверху удерживаемый там Егор и рассказал, что собака где-то в коридоре, за туалетом, нашла мёртвую Элеонору Кущину.
Вот к ним возвратился совершенно растерянный Беркутов, уже переписанный и онумерованный, но не торопящийся на Ленинградский вокзал.
Вот они все идут на регистрацию. Разумеется, Ксению с её пропуском отправляют к среднему столу. Трешнев сопровождает. Они терпеливо ждут, пока закончит беседу Купряшин и ещё два человека трешневского возраста, с хорошей выправкой – несмотря на жару, в костюмах. Правда, в лёгких и, видно, дорогих. Понятно, они главные здесь, они руководят этими суровыми девушками в летней полицейской форме, этими разбежавшимися повсюду следователями и экспертами, курсантами, следящими за общим порядком. Трешнев держится, и не угадаешь, сколько он в себя влил. Объясняет, наконец,
