чтобы развиваться, просто необходима зарядка для ума. Как, впрочем, не откроются они и более крупному разуму, чья, по мнению карманного разума, божественная длань, а для самого носителя длани – просто рука, в один момент от чужих глаз в подкладке кармана укрыла это жемчужное сокровище.
И вот сейчас эти воображения, взыгравшиеся в голове Филимона, чей организм подвергся нападению чувствительности, появлению которой поспособствовала градусность жидкости, вдруг заставили его забыть все свои убеждения и принципы (никогда ни с кем не делиться), на которых основывалась вся его сущность. И в один самый забывчивый момент он решил подарить Надьке эту серьгу. «Пусть порадуется», – улыбнулся про себя Филимон, представив эту веселую, с признаками зубного разложения улыбку Надьки.
– Ик. – Из глубины себя очень душевно ответила Филимону на эти его думы Галатея-Надька, чем указала ему на реалии жизни, где его таланта камнетеса, пожалуй, будет маловато, для того чтобы ликвидировать эту ее неотесанность.
– Тьфу. – Плюнул Филимон, схватив ещё крепче серьгу, начал себя корить за эту свою несдержанность, которая чуть не стоила ему, не считая самой серьги, потери кореша и всякого авторитета.
Филимон схватил кусок колбасы и начал её с остервенением жевать, тем самым немного успокоил себя, после чего вновь задумчиво посмотрел на эту стерву Надьку.
«А может, это всего лишь привычка?» – Филимон мысленно попытался уцепиться за возможность такой надежды. Да, несомненно это привычка. После небольшой внутренней борьбы Филимон решил словами заговорить свою неуверенность: «А дальше по привычке напьемся с Витьком, подеремся и будем привычно жить дальше», – резюмировал про себя свои думы Филимон.
– Да уж, – глубоко выдохнув, уже вслух сделал свой вывод Филимон.
– Ничего, во всем надо искать плюсы. Нам больше достанется, – доставая бутылку, сделал свой рациональный вывод Витек, с чем не мог не согласиться Филимон, подставляя свою кружку.
После чего следует свой закатный в кружку заход, который приводит Филимона и Витька во взаимную глубокомысленность, где Филимон, дабы ему никто не мешал думать, с помощью затрещины убирает лишнюю фигуру Надьки со стола и, придвинувшись к Витьку, начинает свой задушевный разговор о своих планах на будущее, которое ему видится в очень благоприятном виде и в сложившейся политической обстановке кажется весьма перспективным. В чём, конечно же, ни у кого из них не возникнет сомнений, разве что только у одной, очень завистливой, вечно сомневающейся в себе категории писателей-фантастов. Которые не смотря на эту их завистливость ко всякому воображению, в этот раз заслышав от Филимона все эти его фантастичности представлений своей будущности, будут вынуждены с ним согласиться и комментировано выдать свое: «Это фантастика!».
А что они могут поделать,
