скажи, разве можно требовать от сороки, чтоб она запела соловьем? Вот так примерно и относись к их особенностям…
– А как же Ремарк? – козырнул Ардашкин модным в то время западным писателем. – Он тоже утверждает, что проститутки – самые надежные, заботливые, верные жены…
– Так то, брат, в книжках… Все эти сони мармеладовы, катюши масловы… Обрати внимание – книжки написаны мужиками. По сути, Толстой, Достоевский, Ремарк ничем не отличались от прочих особей мужского пола, они лишь талантливо выражали сокровенные мечты мужиков всех времен.
– И что же это за мечты? – мрачнел Ардашкин.
– Изволь, объясню. Им было мало того, что девочки по три рубля или куртизанки ценой подороже изображают за деньги бурную страсть. Толстой и Достоевский хотели, чтоб их любили по-настоящему. То есть страдали всей душой. Именно этого они требовали от женщин в своих книгах. Наследить, натоптать в женской душе – вот кайф выше полового для всех этих снобов, учителей человечества!
– Ну, ты, по-моему, слишком…
– Да перестань, – отмахнулся Дуров. – Если бы у женщин хватало интеллекта для понимания Толстого и Достоевского, то они бы просто угорали со смеху над их мужицкой наивностью в отношении так называемого прекрасного пола! Жизнь-то проще утроена: ты мне, я тебе… Женщина дает мужчине то, что у нее есть – свое тело, мужчина – то, что есть у него – материальные блага… А что касается того, станет ли шлюха хорошей женой… Гм, не думаю, Толя. Блядь так и остается блядью. Ты пойми, у нее уже психология не жены, а содержанки, вечно капризной, недовольной. При этом женщина подсознательно понимает, что нарушает законы мироздания, что она предназначена быть матерью, помощницей мужу по жизни, а не развратной эгоисткой. Наступает внутренний разлад, заканчивающийся разной степени тяжести психическими заболеваниями. Так-то, брат…
Глава двадцать пятая
Гении, как известно, на то и гении, что поступают они по-своему, не сообразуясь ни с общепринятыми нормами, ни с предостережениями авторитетов. Анатолий Ардашкин, безусловно причислявший себя к когорте гениев, махнул рукой на все предубеждения и женился на Верочке. Подспудно это решение было продиктовано одним немаловажным соображением: Ардашкин был настолько уверен в гигантизме своей личности, что ему не могло и в голову прийти, будто какая-то женщина сможет предпочесть ему кого бы то ни было. А остальное… «Воспитаем, слепим, как глину», – думал Анатолий Семенович.
Что так привлекало его в этой в общем-то заурядной девушке – далеко не секс-бомбе, далеко не высокого интеллекта – он и сам бы, пожалуй, не смог сформулировать. Наверное, это отсутствие четких критериев влечения и следует именовать любовью…
Казалось, переехав в сталинскую башню к Ардашкину, Верочка еще могла как-то обустроить семейную жизнь в духе некоего товарищества, совместного очага… Ведь тещи, которая вдруг ни с того ни с сего стала чувствовать себя все хуже и хуже,
