и пропаганду новомодной науки под названием кибернетика, что означает управление – как производственными, так и социальными процессами. Дело было не в том, что партия считала кибернетику псевдонаукой – как раз-таки наоборот, весь ужас состоял в том, что «наверху» прекрасно сумели оценить страшную гениальность методики доктора Винера и иже с ним.
И в шестидесятые годы советское руководство, а точнее – спецслужбы – наконец-то всерьез обратили внимание на доморощенных кибернетиков. Приехав по вызову из Горьковской области в Москву, кандидат технических наук Ардашкин сразу получил шикарную квартиру в сталинской башне со шпилем, кафедру в престижном политехническом институте и – фантастическую сумму денег «на обустройство, обзаведение семьей».
КГБ, с первых дней принявшее Анатолия Ардашкина под свое крыло, одобрило намерение ученого взять в жены дочь журналиста, к тому же – свою собственную студентку. Вера, как и многие другие обладательницы древнейшей профессии, давно попала в поле зрения комитета, и это было неплохо с точки зрения возможного давления на будущее научно-чекистское светило.
Надо сказать, тогда по вузам страны пронеслось своего рода поветрие: престарелые ученые дядьки брали в жены молоденьких, розовощеких студенточек. Страна словно помолодела, сбросила с плеч одряхление, и это довольно своеобразно сказывалось на гормональной системе апологетов науки. Впрочем, Ардашкин-то стариком не был, и разница в возрасте между ним и Верочкой составляла всего восемь лет.
«Молодец, дочка, – хвалила Веру ее мать. – И погуляла на славу, будет что в старости вспомнить. И жениха солидного заарканила. Вот, слушай мамочку-то, мамочка плохого не посоветует». «Пошла на х…», – от души, смачно выразилась Вера и прямо физически почувствовала, как сгусток черной, сатанинской энергии вырвался из ее губ и ударил мать в дряблую грудь.
Глава двадцать четвертая
Растерявшись от неожиданного предложения профессора, Вера начала сажать одну ошибку за другой. Ей не надо было бы строить из себя недотрогу перед Ардашкиным, а, надув губки и поплакав, объяснить свою половую искушенность стремлением быть как все, современной, раскрепощенной девушкой… Мол, дурочка была, поддалась веяниям времени, а вообще-то душа у меня чистая, незапятнанная… Такая позиция сняла бы все недоговоренности в дальнейших семейных взаимоотношениях, уничтожила бы некую «фигуру умолчания».
Но она упрямо, непонятно зачем держалась «легенды», что она – девственница, никогда не знавшая мужчин ни в каком виде. Она не догадывалась, что Ардашкину уже порассказали о веселом и не обремененном нравственными принципами образе жизни своей невесты. Впрочем, он отнесся к этому, как и положено ученому, глубоко философски. Другой, кто попроще, набил бы обнаглевшей блядехе морду, чтоб не корчила из себя невинную девицу-красавицу, а уж потом принимал бы решение, жениться или не жениться. И, скорее всего, женившись, жил бы покойно
