быть опасной для жизни и свободы.
Дома творилось что-то невыносимое. Отец, бородатый журналист-неудачник, пил не просыхая, и терроризировал семью разговорами о «сволочах» и «жополизах», коими он именовал своих вчерашних друзей. Дело в том, что люди эти, почувствовав перемены, кинулись осаждать издательства со своими опусами в духе разоблачений сталинского режима; и многие, ох, многие из недавних отцовских собутыльников теперь были увенчаны лаврами скороспелых премий, о них говорили в интеллигентских и псевдоинтеллигентских кругах, а сами эти «гении» всерьез делились своими опасениями: как бы их не выслали за границу; спорили, ехать ли в Швецию получать Нобелевскую премию, если таковую присудят – а это очень даже вероятно, черт возьми, премия сама в руки идет…
Среди этого радостного безумия не было места верочкиному отцу. Будучи с детства уверенным, что в этой стране создать что-либо грандиозное, вечное просто невозможно, Илья Викентьевич занял очень удобную, выгодную позицию зажатого властями гения. Таких было много в пивных, и они годами угощали друг друга. И когда железный занавес слегка приоткрылся, а с ним – и двери в толстые и тонкие литературные журналы, это стало личной трагедией для многих тысяч так называемых непризнанных. Печатай, что душе угодно, только… за душой-то ничего нет.
Нечто подобное, наверное, происходило в России в 1861 году, при отмене крепостного права. Миллионы крестьян просто не знали, как жить дальше? Если прежде за все, включая неурожаи, болезни и даже грехи мужиков перед Богом и Церковью, отвечал барин, то теперь предстояло строить свою жизнь, благополучие и спасение за гробом самостоятельно… Ужас! Господи, помилуй нас и избавь от такой свободы…
Отец Верочки спасался пьянством и потоками проклятий в адрес конъюнктурщиков – новоиспеченных баловней судьбы.
«Смотри, Вера, как я живу, и делай выводы, пока не поздно, – учила ее мать. – Чтоб у тебя судьба вот так-то не сложилась. За вахлака, работягу выйти – дело, конечно, нехитрое, только больно уж невесело это, не по твоему интеллекту. А за такого вот слизняка-интеллигентишку пойдешь, да если еще из гуманитариев – точно сопьется, всю жизнь говном исходить будет на весь мир. Все они – неудачники. А попадется, не дай Бог, удачник, который славы и денег добьется – тот сам тебя бросит, потому как ты состаришься к тому времени…»
«За кого ж идти?» – с готовностью спрашивала крепкая, привлекательная шатенка Верочка.
«За кого, за кого… – передразнивала ее мать. – Можно подумать, к тебе вереница женихов в очереди стоит. Нет, жених нынче лютует, его бреднем ловить надо».
«Как это – бреднем?»
«А так. Действовать тактикой выжженной земли. Сама понимаешь, о чем я. И при этом, чтоб тебя считали не блядью, а современной девушкой, с чувством собственного достоинства».
Вера подкорректировала напутствие заботливой матушки и заводила любовные связи только с теми, у кого был постоянный доступ в престижные московские рестораны. Как ни странно, у нее появились
