пол вытянутые, бледные тени. В дальнем углу коридора белел какой-то смятый, забытый листок бумаги. У нас под ногами, в небольшой лужице подтаявшего снега, мокли ненужные теперь тапочки, почему-то их было пять штук, именно пять, и я наклонилась, чтобы собрать их, нужно найти шестой, обязательно нужно найти его, он наверняка где-то здесь, и составить аккуратно, парами.
– Аня, – сказал Сережа за моей спиной.
– Сейчас, – ответила я, сидя на корточках и заглядывая под калошницу. – Я только найду..
– Не надо, – сказал Сережа. – Брось. Пойдем.
– Ну подожди полсекунды, – начала я, не оборачиваясь, – я только.. – и тогда он положил руку мне на плечо:
– Вставай, Анька, всё, – и когда я поднялась и взглянула ему в лицо, улыбнулся:
– Ты как капитан, последним покидающий судно.
– Не смешно, – ответила я, и тогда он обнял меня и сказал мне в ухо:
– Я знаю, малыш. Давай не будем затягивать этот момент, пойдем скорее, – и шагнул через порог, и стоял снаружи с ключами в руке до тех пор, пока я не вышла за ним.
Лёня с Мариной уже устраивали девочку на заднем сидении своей машины, закрепляя ремешки детского кресла, а папа, Мишка и Ира с мальчиком стояли поодаль и смотрели, как мы запираем дверь.
– Ир, вы с Антошкой поедете с отцом на Анькиной Витаре, – сказал Сережа. – Пап, возьми у Ани ключи. Мишка! Садись в машину.
– Пойдем, Антон, – Ира взяла мальчика за руку и он молча пошел было за ней, но перед самой машиной неожиданно выдернул руку из ее ладони и громко сказал:
– Я хочу с папой.
– Мы поедем с дедушкой, Антон, а папа поедет рядом. Мы будем говорить с ним по рации, – она наклонилась к сыну и взяла его за плечи, но мальчик оттолкнул ее.
– Нет! – крикнул он. – Я поеду с папой!
Мишка, уже успевший залезть в машину, высунулся снова, чтобы посмотреть, что происходит, а мальчик запрокинул голову, чтобы видеть наши лица; все мы – четверо взрослых – стояли вокруг, а ему мешал глухо застегнутый под подбородком капюшон, и он выгнул спину, чтобы удобнее было смотреть на нас. Это была почти угрожающая поза, он стоял со сжатыми кулаками, но не плакал; глаза его были широко раскрыты, губы поджаты. Он оглядел нас медленно, одного за другим, и еще раз крикнул – очень громко:
– Я поеду с папой! И с мамой!
– Он маленький, – сказала Ира вполголоса. – И ему страшно.
Сережа сел на корточки возле сына и начал что-то вполголоса говорить; видно было, что он растерян и сердит, а мальчик не слушал его и яростно мотал головой, туго упакованной в капюшон, и тогда я сказала:
– Борис Андреевич, верните мне ключи. Мишка, вылезай. Мы поедем на Витаре, а Ира с Антоном сядут к Сереже.
Мальчик немедленно повернулся, и схватив
