голосом:
– Анюта, здесь направо.
– Я знаю, – ответила я раздраженно и тут же сообразила, что он не услышал меня, ведь микрофон по-прежнему покоился в подстаканнике, в который я обычно складывала сигареты; но никто из сидящих в машине не указал мне на эту ошибку. В ту же секунду рация заговорила снова, в этот раз чужим голосом:
– Братишка, – произнес голос взволнованно, – заправки работающие попадались тебе на кольце? Мне до Одинцова бы дотянуть, все позакрывались, мать их..
Прежде, чем Сережа успел ответить что-нибудь, я нажала кнопку и сказала:
– Не надо тебе в Одинцово. Поворачивай в обратную сторону.
Голос спросил со страхом:
– А что там, в Одинцове? Вы знаете что-нибудь? – и сразу же, без паузы, задал еще один вопрос: – А где вы едете?
– Не говори, Аня, – быстро сказал папа, и протянув руку, отобрал у меня микрофон и сжал его в своем большом кулаке, словно пытаясь перекрыть звук на случай, если я попробую все-таки ответить неизвестному голосу, который продолжал выкрикивать в эфир:
– Алё! Алё, где вы едете? Что там, в Одинцове? Алё?
– Может, там еще все спокойно, – сказала я папе, не поворачивая головы – мы как раз съезжали с шоссе – и он ответил:
– Одинцово в десяти километрах от Москвы, Аня, как там может быть спокойно, сама подумай. И вот еще что. Мы на общей волне, поэтому никаких деталей – кто мы, где мы, на чем мы, поняла? Если этот мужик сказал правду, сейчас даже за тот небольшой запас топлива, который у нас есть, нам снесет башку любой добропорядочный гражданин. Не говоря уже обо всех остальных, которых на этой трассе было полно даже в лучшие времена.
– Я знаю, – повторила я всё так же раздраженно, и больше мы уже ничего не говорили. Молчал и Сережа; в полной тишине три наших машины свернули на развилке направо и сразу же въехали под табличку с надписью «Новопетровское», за которой по обеим сторонам дороги начались жилые кварталы. На противоположной стороне дороги я увидела заправку. Возле съезда прямо на трассе стояли два длинных тентованных грузовика с выключенными фарами, сама же заправка была освещена, но совершенно очевидно закрыта – ни возле колонок, ни у кассы никого не было. Не сбавляя скорости, мы проехали мимо; мне показалось, что стекло вокруг кассового окошка разбито, а на сухом, чистом асфальте блестят осколки, но прежде, чем я успела рассмотреть все подробнее, дорога немного вильнула, и заправка пропала из вида.
– Ты видел, пап? – спросил Сережа; он больше не обращался ко мне, и я пожалела было о том, что резко ответила ему, а после, сообразив, что он не услышал моего ответа – о том, что вместо того, чтобы говорить с ним, обратилась к неизвестному голосу, который, как нарочно, именно в этот момент перестал засорять эфир своими
