В любом случае, я тебя два раза спрашивал, собираетесь ли вы издавать ивритский вариант и возьмете ли меня. Ты ответила оба раза очень неопределенно, если не сказать уклончиво, и о моем участии, и о выходе журнала вообще. Ну так что? Я печатаюсь там, где меня печатают.
– Смешно все это.
Осталось только пожать плечами. Редакторы, как и любые разбойники на дорогах, не любят вольных стрелков. Так что, может, они и не напечатают «Принцип неопределенности», или так обкорнают (намекнула), что и сам заберешь.
Стоял на автобусной, слегка пьяненький, ждал. Все тянет Р позвонить. Позвонил, нарвался на автоответчик. Говорю ему: «Как дела? Сердце не болит?»
Матвей, привет!
Спасибо за лекцию по Адорно. В твоем описании он выглядит даже не романтиком, а постмодернистом, и ты не зря упомянул деконструкцию и «эстетический терроризм». И, конечно, твой взгляд на эстетику, как на стратегию спасения, чья суть в «возвращении к цельности» ему абсолютно чужд. И твоя критика его концепции убедительна. Но… не привлекательна. Поробую объяснить. Мне, признаюсь, по душе «эстетический терроризм» (да и вообще терроризм). Я чувствую в нем живое отчаяние. Оно принимает формы отрицания «порядка» и «цельности», деконструкции вплоть до инфузорий и т. д. А отчаяние – из-за вполне реальной и катастрофической потери цельности этим поколением немецких евреев, которое, в большинстве своем, видело в Германии свой Дом. Дом это и есть цельность, когда все цело и все целы… Это чувство, что мир рушится, возникло у многих (не только у евреев), и задолго до фашизма. Он даже не рушится, а осыпается. После разрушения остаются хотя бы руины, а после этого оползня – только песок. Для человека, охваченного таким ощущением, ненавистен каждый, кто еще что-то строит, верит, оптимистичен, он кажется идиотом, строящим на песке.
И если «мерить» этим ощущением, то вся твоя «сотериология», все твое спасение через снятие индивидуации, вся твоя «цельность» действительно выглядит, как приведение человека в такое состояние, что он перестает задавать дурацкие вопросы. Получается, что чем человек примитивней, чем он глубже «в бессознанке», тем в большей степени ощущает «цельность». И «знаковое» словечко «дионисийство» возникает не случайно, а как намек на рецепт цельности: уколоться и забыться, даешь экстаз! Причем «цельность» у тебя связана с «родовым началом», а эстетика – вид сотериологии, причем самый продвинутый, «жреческий» – культура! Вот и получается, цитирую: «культура „возводит“/„низводит“ (как больше нравится) человека „обратно“». В общем, культура продвигает обратно. Не удивительно, что ее тянет взорвать.
И если все дело в «спасении» (так и так иллюзорном), то чем «хуже» культуры (искусства) такие «проекты», как вера в Бога, путь, который ты почему-то не жалуешь, или «отрешенность» от социальной реальности, «уход» и аскеза, и, разумеется, всяческие «экстазы», «океанические чувства» и т. д. Хотелось бы
