июне 1914 года суд вынес приговор по делу петербургских адвокатов. Керенский был осужден на восемь месяцев заключения, однако, как уже отмечалось, его защищала неприкосновенность депутата. В его честь организовывали банкеты, ему посылали приветственные телеграммы, а в Думе лидеру трудовиков его единомышленники устроили овацию[151]. Об участии Керенского в организации протеста против позиции властей в деле Бейлиса писали, разумеется, его биографы (Кирьяков, Леонидов)[152]. При этом в некоторых текстах не упоминалось о депутатской неприкосновенности Керенского, что могло создать у читателей впечатление, будто радикальный депутат действительно понес наказание: «За эту резолюцию он в числе других ее подписавших был привлечен к суду по 279[-й] ст[атье] Уложения о наказаниях и приговорен к 8-ми месяцам тюрьмы», – сообщалось без комментариев в одном биографическом очерке, опубликованном во время революции[153].
Важное значение для карьеры политиков и для формирования их образов во время революции имело отношение к Первой мировой войне, однако некоторые биографы министра, излагавшие последовательно его жизнеописание, попросту не упоминали об этом[154]. Вопрос об отношении к войне в 1917 году раскалывал российское общество, поэтому для характеристики государственного деятеля, стремившегося создать широкую политическую коалицию, любая реконструкция его отношения к мировому конфликту была бы политически невыгодна.
Позднее в мемуарах Керенский описывал свою позицию как оборонческую и вместе с тем революционную: царское правительство-де необходимо было свергнуть, ибо оно не могло успешно вести войну[155]. Публично, однако, такую позицию депутат занимать не мог. Между тем определить свое отношение к войне лидер фракции трудовиков должен был уже на специальном заседании Государственной думы 26 июля 1914 года, посвященном началу войны. В своей речи Керенский заявил:
Русские граждане, помните, что нет у вас врагов среди трудящихся классов воюющих стран. Защищая до конца все родное от попыток захвата, помните, что не было бы этой страшной войны, если бы свобода, равенство и братство руководили бы деятельностью правительств всех стран. Все, кто хочет счастья и благополучия России, закалите дух ваш, соберите все ваши силы и, защитив страну, освободите ее. А вам, нашим братьям, проливающим кровь за родину, низкий поклон и братский привет!
Речь была построена весьма умело. Ее содержание было приемлемо для радикальной интеллигенции: подобный призыв к защите страны мог прочитываться этой аудиторией как сигнал к освобождению политическому. Патриотический же пафос выступления обеспечил оратору аплодисменты всех думцев – речь прерывалась рукоплесканиями, к которым присоединялись даже правые депутаты[156].
При конструировании различных автобиографических легитимаций в 1917 году Керенский не мог обойти тему войны, иногда – когда это было тактически выгодно – он даже представлял
Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3–4.
Там же. С. 4.
Керенский о кануне Февраля // Возрождение. 1932. 22 апреля. Вспоминая Февраль, Керенский даже заявлял порой, что левые партии не желали революции во время войны, а само восстание было спровоцировано самодержавием. Последнее утверждение никак не соответствует действительности. Как мы видим, задним числом мемуарист, предлагавший свой вариант конспирологической интерпретации истории, пытался предстать умеренным политиком.
Газета-копейка. 1914. 27 июля.
