как можно больше народу за одно испражнение. Как биологический вид драконы настолько тщеславны, что собираются на посиделки в жерле действующего вулкана. Они из кожи вон лезут, чтобы еще и выглядеть настоящими злобными тиранами. Вот кого вы изучаете. Самовлюбленных деспотов. Вонючих крылатых засранцев.
Билл внезапно понял, что чуть не залез в костер, брызжа от ненависти слюной. Билла трясло от ярости.
– Они забрали мою ферму, – выговорил он, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. – Они забрали у меня все. Совсем все. Ферму, которую отец и мать построили собственными руками.
Последняя фраза далась Биллу с трудом. Казалось, будто режет себя по живому.
– А теперь я сижу в пещере, где полно мертвых гоблинов и воняет дерьмом.
Балур смущенно поерзал. Хлопнул себя по животу.
– Э-э, имею пардон. Сырая гоблинятина… она суть нехорошо держится внутри.
Долгое время висела тяжелая тишина.
– В общем, проблема в том, – наконец виновато сообщила Чуда, – что уже век с лишним тавматобиологи не выезжают в поле. Главным образом из чувства самосохранения. Объекты изучения весьма склонны поедать изучающих. Фактически, если я не ошибаюсь, я первый за последние двести лет тавматобиолог, попытавшийся изучить драконов в их среде обитания.
Билл отметил, что в ее голосе проскользнула невольная – и неприятная – нотка гордости.
– Знаете, проблема в том, что вы решили их изучать, вместо того чтобы перебить и распродать на вес, как свинину.
Билл сам удивился тому, как грубо и цинично рассмеялся над своей же шуткой. Такого он за собой раньше не замечал. Вот чем еще Мантракс наградил его: горечью.
Да, если распродать драконятину, может, хватило бы денег заплатить налоги и выкупить ферму.
– Из моего опыта, – поведал Балур, вытаскивая из-за пояса небольшую стальную фляжку, – если суть необходимы монеты, лучше их просто взять.
Билл опять услышал свой горький смех, прозвучал он так же гадко, как и предыдущий.
– Единственный, у кого водится монета в здешних краях, – это Мантракс.
Балур откупорил фляжку, поболтал ее и улыбнулся, показав весь набор нечистых желтых клыков.
– Значит, в сути будем крадущими у Мантракса.
Украсть у Мантракса.
Память хлынула на Билла рекой, унесла в другое время, другое место.
Был теплый летний вечер. Билл сидел, привалившись спиной к дереву. Над головой – голубое небо. Вокруг – птичьи трели, смех. Память – россыпь деталей среди обрисованного крупными мазками мира. Билл еще малыш. Наверное, шесть лет. Или семь? Отец послал собрать яблоки в саду, пока не сгнили, но Билл лодырничал. И Фиркин тоже.
А он тогда… разве он сильно отличался от человека, найденного в пещере? Наверное, борода была аккуратнее подстрижена. Но шевелюра такая же дико всклокоченная, хотя немного опрятнее и умереннее, чем сейчас. Скажем,
