Ребекка приняла душ. И принялась убираться у себя в мастерской. Приведя все в порядок, она вдруг почувствовала, что ее как будто тянет из дома, и решила пройтись по узким рядам блошиного рынка Монастираки. Она достала пару одноцветных белых брюк, достаточно просторных, чтобы не слышать зазывных рявкающих окликов жидковолосых рыночных торговцев. Она уже вышла из того возраста, когда хочется привлекать к себе внимание мужчин, даже несимпатичных.
Блошиный рынок манил самую разношерстную публику. Обездоленных работяг, выискивающих безделушки, чтобы потом перепродать подороже. Цыган (в основном неместных), падких на все пестрое, в том числе туристов, обвешанных всевозможными сувенирами, включая армейские бинокли, сделанные в бывшем Советском Союзе (с голограммой в виде серпа и молота на окулярах). Был там и вездесущий преступный элемент, который проникает на все массовые уличные мероприятия в Афинах и, проявляя особый интерес к толпе, высматривает в ней лица, способные удовлетворить его порочные фантазии.
Для Ребекки самым важным членом блошино-рыночной общины был шарманщик с музыкальной шкатулкой на колесах из 1850-х годов. Обычно он катал свою тележку из угла в угол, останавливался и, крутанув ручку шарманки, затягивал песню. Голос у него был дряхлый, надтреснутый, как и музыка, изливавшаяся из его инструмента. Он казался Ребекке сказочным героем из других времен. В ее глазах он выглядел красавцем, хотя в его песнопениях она не понимала ни слова.
В жару в афинском метро было опасно. Старушки обмахивались свернутыми газетами. Пассажиры, прилипнув к деревянным сиденьям, глядели друг на друга, словно сотрапезники за столом в ожидании блюд, которые им никто не собирался приносить.
На завтрак она съела пару круассанов, подогретых на солнце у нее во внутреннем дворике. Потом, босая, выпила ледяного козьего молока из чашки, глядя, как машины объезжают дохлую псину.
Она вышла из метро на улицу, миновав двух чумазых подростков, которые явно приняли наркотики. В Мона-стираки яблоку негде было упасть – в основном от туристов, нахлынувших из Плаки[4]. Рыскали там и стайки воров-карманников – эти выискивали отбившихся от групп американских и немецких туристов.
На узких улочках Монастираки было темно и душно. Торговцы развешивали товары во всех уголках, где только можно. Небольшие проходы вели на лестницы, упиравшиеся в ниши с французской столовой посудой, фарфоровыми куклами и семейными фотографиями, а в каком-то закутке даже посверкивала серебристая фара, тайком свинченная с «Роллс-Ройса Силвер гост»[5], оставленного на стоянке у подножия Акрополя в 1937 году. У одного торговца имелась целая стопка фашистских касок с буквами «SS», выведенных сбоку готическим шрифтом, фашистские же серебряные значки, кружки с пулями, ножи, наручники и старые мышеловки, ржавые и сломанные.
Там же можно было приобрести и медицинские инструменты образца 1930-х годов, игральные карты из гостиниц Южной Франции, хирургические маски, венецианские маски и столовые ножи с монограммами.
Ее взгляд
Плака – древнейший район Афин у подножия Акрополя.
Модель дорогого автомобиля, выпускавшаяся с 1906 по 1927 год.
