корона, и сказала:
– Встаньте, сын мой. Негоже королю преклонять колени иначе, чем для молитвы.
Луи поднялся. Бланка заставила его слегка отстраниться и окинула взглядом с головы до ног, слегка встревоженно, так, словно он только что вернулся с верховой прогулки, на которой ему не посчастливилось – он упал с лошади. Ей хотелось провести рукой по его лицу и телу, удостовериться, что он цел. Она отмахнулась от этой нелепой мысли. С ним всё в порядке. Он бледен, под глазами у него синяки, он очень устал, но с ним всё в порядке. Облегчение, затопившее её, и внезапное чувство вины были такими сильными, что она опустила голову, не желая, чтобы дю Плесси заметила их.
– Жанна, оставьте нас.
– Да, мадам… мадам… там, за дверью, ожидает граф Шампанский. Вы примете его, или мне его отослать?
– Тибо? – Бланка резко вскинула голову. – Почему вы молчали? Почему вы…
– Это я привёл его, матушка, – сказал Луи, и Бланка, осекшись, взглянула в его спокойное и серьёзное лицо. – Когда мадам дю Плесси пришла за мной и сказала, что вы зовёте меня, я тотчас отправился к вам и встретил в коридоре мессира Тибо. Я попросил его сопровождать нас, меня и мадам дю Плесси, до ваших покоев.
«Сопровождать? Зачем?.. Зачем тебе понадобился телохранитель, чтобы пройти два пролёта по лестнице в доме архиепископа, в городе, где ты только что был коронован? Или, быть может, ты понимаешь больше, чем я думаю? Боже, благослови Тибо Шампанского».
– Велите ему подождать, Жанна. И оставьте нас пока.
Дю Плесси сделала реверанс и беззвучно ушла.
Бланка протянула руку. Луи с готовностью ответил на это привычным, давно заученным жестом – протянул руку в ответ и переплёл свои пальцы с пальцами матери. Бланка ощутила, как его детские пальцы подрагивают в её ладони. Она сжала руку чуть крепче – и едва не вздрогнула, когда та ответила с неистовой силой, так крепко, что Бланке стало больно. Его рука дрожит не от страха, поняла Бланка. Нет… это не страх. Это гнев. Её кроткий, ласковый, тихий мальчик Луи дрожал от гнева, пряча эту дрожь за спокойным и бесстрастным лицом. О, как это было ей знакомо.
– Я многое должна вам сказать, – проговорила Бланка, сжимая руку ещё чуть крепче. – Столь многое, что мне трудно выбрать, с чего начать. Впрочем, у нас много времени впереди. Но прежде прочего я хочу спросить: понимаете ли вы, что не всё теперь будет так, как прежде?
– Да, матушка.
– Я говорю не только об обязанностях, которых у вас теперь станет много больше. Вы и вести себя должны иначе. Знаете, как.
– И с вами?..
– И со мной. Вы не должны преклонять передо мной колени – напротив, я преклоню их пред вами, лишь только смогу подняться с места, – она слегка улыбнулась ему покровительственной материнской улыбкой. – И не нужно брать меня за руку, если только мы не одни. И…
– Почему?
– Что?
– Почему я не
