знает, что будет с твоей милой. – Женщина помолчала, не глядя на Друсса. – Как бы тебе это сказать… Когда я была рабыней, меня били, унижали и насиловали. Но тяжелее всего я перенесла то, как посмотрел на меня муж после разлуки, и то, как говорил со мной брат.
– Как тебя зовут? – спросил Друсс, не выпуская ее руки.
– Сашан.
– Будь я твоим мужем, Сашан, я последовал бы за тобой и нашел бы тебя. А когда нашел бы, то обнял бы и увез домой – как увезу Ровену.
– И ты не осудишь ее?
– Не больше, чем тебя, – улыбнулся он, – а о тебе я могу сказать одно: ты храбрая женщина, и всякий мужчина – если он мужчина – должен гордиться такой женой.
Она зарделась и встала.
– Если бы желания были конями, все нищие бы ездили верхом. – Она прошла прочь, оглянулась еще раз с порога и ушла.
Зибен явился к ней на смену.
– Ты точно сказал, старый конь. Очень хорошо. Пожалуй, ты нравишься мне, несмотря на твои жуткие манеры и косноязычие. Мы поедем в Машрапур и найдем там твою милую.
Друсс смерил поэта пристальным взглядом. Тот был чуть выше него, одет нарядно, а длинные ухоженные волосы подравнивались явно не ножом, да и зеркалом ему вряд ли служил медный таз. И руки нежные, как у ребенка. Только перевязь с ножами доказывала, что Зибен способен драться.
– Ну и как ты меня находишь, старый конь?
– С кем только не сводит нас судьба, как говаривал мой отец.
– Взгляни на дело с моей точки зрения. Ты поедешь с человеком тонким и образованным, несравненным рассказчиком, а я – с крестьянином в провонявшем блевотиной кафтане.
Друсс, как ни странно, ничуть не разозлился и не ощутил желания ударить Зибена. Он засмеялся, и на душе у него стало легко.
– Ты мне нравишься, неженка.
В первый день пути они оставили горы за собой и теперь ехали по долинам, через зеленые холмы и быстрые ручьи. Вдоль дороги им встречалось много сел и деревень с домами из белого камня, крытыми деревом или сланцем.
Зибен держался в седле грациозно и прямо. Солнце блистало на его дорожном камзоле из бледно-голубого шелка и на серебряной окантовке высоких сапог. Длинные светлые волосы были связаны в хвост, а впереди схвачены серебряным обручем.
– Сколько их у тебя, обручей этих? – спросил его Друсс, когда они выехали.
– Увы, очень мало. Этот хорош, верно? Я приобрел его в Дренане в прошлом году. Всегда любил серебро.
– Вид у тебя, как у хлыща.
– Мне только недоставало замечаний от человека, чьи волосы, очевидно, подравнивались ржавой пилой и чья рубашка залита вином и… нет, лучше не упоминать, чем еще.
Друсс оглядел себя.
– Еще кровью – но это не моя.
– Очень утешительно. Я буду спать крепче, узнав об этом.
В начале пути поэт пытался давать своему спутнику полезные советы:
– Не стискивай лошадь икрами – только ляжками. И выпрями
