прогонят вон.
– Я работаю побольше всякого иного, – потемнел Друсс. – Никому не доставляю хлопот. Я не пью, как Пилан и Йорат, и не порчу девок, как их папаша. Я не ворую, не лгу – а меня грозятся выгнать вон?
– Ты пугаешь их, Друсс, – да и меня тоже.
– Я не такой, как дед. Я не убийца.
– Я надеялся, что Ровена с ее добротой поможет тебе утихомириться, – вздохнул Бресс. – Но на следующее же утро после свадьбы ты до полусмерти избил односельчанина. И за что? Не говори мне о пренебрежительных словах. Он только и сказал, что ты счастливчик и он сам бы с удовольствием лег с ней в постель. Праведные боги, сын! Если ты всякому будешь ломать кости за лестное слово о твоей жене, скоро в этой деревне некому станет работать.
– Ничего лестного в его словах не было. Я умею владеть собой, но Аларин – просто хам и получил как раз то, что заслужил.
– Надеюсь, ты все-таки примешь во внимание то, что я сказал. – Бресс встал и выпрямил спину. – Я знаю, ко мне ты почтения не питаешь, но подумай, что будет с Ровеной, если вас обоих прогонят из деревни.
Друсс с досадой взглянул на отца. На вид Бресс великан, сильнее всех известных Друссу мужчин, а духом смирен, как ягненок.
– Я буду помнить. – Друсс тоже встал.
Бресс устало улыбнулся ему:
– Мне надо обратно к частоколу. Дня через три мы его достроим и будем спать спокойнее.
– В дереве недостатка не будет, – пообещал Друсс.
– Должен сказать, лесоруб ты отменный. – Бресс отошел на несколько шагов и обернулся: – Если тебя все-таки решат изгнать, сынок, один ты не останешься – я уйду с тобой.
Друсс кивнул.
– До этого не дойдет. Я уже обещал Ровене исправиться.
– Ох и разозлилась же она небось, – усмехнулся Бресс.
– Хуже. Она во мне разочаровалась, – хмыкнул в ответ Друсс. – А разочарование молодой жены страшнее укуса змеи.
– Ты бы почаще улыбался, сынок. Тебе это к лицу.
Но с уходом отца улыбка померкла на лице Друсса. Он взглянул на свои ободранные костяшки и вспомнил, что испытал, когда ударил Аларина. Гнев и неистовую жажду битвы. А когда Аларин упал, Друсс ощутил нечто мимолетное, но необычайно сильное.
Радость. Чистейшую радость, столь острую, что подобной ей не знал еще никогда. Он закрыл глаза, стараясь отогнать от себя это воспоминание.
– Я не такой, как дед, – сказал он себе. – Я не безумен.
Эти же слова он говорил минувшей ночью Ровене в широкой кровати, сделанной Брессом к их свадьбе.
Она перевернулась на живот, приникла к его груди, и ее длинные волосы, точно шелк, легли на его могучее плечо.
«Ну конечно же, ты не безумен, любимый. Ты один из самых добрых людей, которых я знаю». «Люди видят меня другим», – сказал он, гладя ее волосы. «Я знаю. Не надо было тебе ломать Аларину челюсть. Мало ли что он там сказал и что при этом думал. Слова – пустой звук». Друсс отстранил ее и сел: «Не так все просто, Ровена.
