проваливай отсюда, не понял, что ли?
Это мне.
Это в каком-то кафе.
Это хозяин кафе.
Из теплых объятий света – в ночь, в холод, в улицу.
А потом он увидел меня под фонарем.
Просторный холл.
Кресла.
Кофе.
Стол, инкрустированный камнями, так, что получается карта мира. Сидящие за столом перебирают шахматные фигурки, бросают кости. Беспомощно верчу в руках черного ферзя, отчаянно пытаюсь понять смысл игры.
Он смотрит на меня.
Насмешливо.
Бросаю кости.
– Двенадцать.
Он двигает моей рукой, показывает, как ставить ферзя.
Аплодисменты.
Сидящий справа пожимает мне руку:
– Поздравляю, теперь всё западное побережье ваше.
Ёкает сердце.
Оказывается, вот как это делается.
Я знал, что так будет.
Еще когда останавливался на площади Таймбурга и расстегивал сюртук, и люди испуганно шарахались в стороны, когда видели, что у меня под одеждой.
Хотя в Таймбурге таких было много.
Больше, чем на нашем полустанке, где я такой был один.
Приходилось быть осторожным, чтобы не забрали в полицию, а иногда и забирали, составляли протокол, отпускали, потому что не знали, что делать дальше. И на следующий вечер я снова приходил на площадь (уже на другую) и распахивал пальто.
– А как вы считаете, откуда взялись скрипачи?
Что я могу сказать… мутация.
– А как они устроены?
– Ну, знаете… я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь вскрывал скрипача.
– А если сделать рентген?
– Позвольте, рентгеновские лучи еще не открыты. Когда их откроют, я непременно воспользуюсь вашим советом.
…воспоминания…
Уже тогда я знал, что буду спать на шикарной постели в спальне с зеркалом на потолке.
Стук в дверь.
Открываю.
На пороге тот, сидевший рядом со мной за столом. Толкает меня в комнату, спешно расстегивает мой пиджак.
– Друг мой, мне поручили посвятить вас…
Люди не сразу понимали, что со мной, еще думали, что у меня к телу привязана виолончель, потом кто-то догадывался, что моё тело и есть – виолончель. А потом я вынимал из трости смычок и касался струн…
– Э-это ш-ш-то еще такое? Запр-р-р-ещено!
Сломя голову бегу от полиции, в переулок, в другой, в третий, кто-то хватает меня, тащит в неприметную дверь, отбиваюсь от кого-то, получаю от кого-то крепкую оплеуху с шепотком Ты чё, дебил, что ли, меня тащат по узкой лестнице куда-то под небеса…
Его звали Манфред.
А её звали Хлоя.
Крохотная комнатушка под самой крышей.
Луна в чердачном
