почти совершенной плоти. Он оттянул лацкан пиджака. Эти аннунаки с лопатами…
Энки легонько отпихнул морду Золотого и, переведя взгляд, сказал Нин:
– А знаешь, брат похож на леану. Да, да.
Нин всхохотнула, пригляделась.
– Эти волосы над воротом мундира, отчаяние оттого, что его не понимают с первого слова… да, Сушка, ты ведь переживаешь, когда папа сразу тебя не понимает… ну, ну. Тсс, у меня полон рот волос будет… а глаза с носом размещены этак. Глубина этакая в подглазьях. Вылитый леану. Сушка, а ну.
И он зажал лик зверя в руках, и тот замер, глядя Энки в глаза. Энки сказал убеждённо:
– Да, я не ошибся. Дядя Энлиль похож на тебя, малыш.
Энки звучно чомкнул Сфинкса в бархатный, благородно прямой нос, и тот фыркнул, приподнял губу и сдержанно порычал.
Энки, радостно рассмеявшись, отпустил его.
Десятнику Энки укоризненно сказал:
– Ты, брат, меня не бережёшь. Разрешаешь Сушке без спросу бегать. А тут редактор ходит. Не ровён час. А про меня в новостях потом скажут.
Редактор пугливо бодрился.
Энлиль мрачно успокоил:
– Сказали уже.
Нин нахмурилась.
– Это не шутки. Что там?
Энлиль очень и очень неохотно, поглядывая на сестру, которая, хоть и делает чудищ, а всё же он слишком любит её, чтобы тревожить, признался:
– Что тут нарушены права нибирийца. Что у нас рабство процветает. И что, не пора ли общественности взять под контроль действия некомпетентных, но облечённых непомерной властью лиц.
Энки так разозлился, что на удивление спокойно сказал:
– Пущай возьмут. И держат. Пока не отряхнутся. Я им…
Энлиль одёрнул его взглядом. Нин, ради которой он беспокоился о цензурности речи, ничего не расслышала – она очень расстроилась и теперь испуганно смотрела на братьев. У Энлиля защемило сердце – девочку нашу младшую напугали, тупицы. Ну, я им…
У Энки, и взгляда на сестру не бросившего, вырвался из грудей яростный вопль:
– Сволочи! Мы тут корячимся. Я все ручки избил. Сестра вон… эвон… трудится. Ты… ну, тоже там чего-то делаешь. А они! Бездельники в голову женатые!
Сфинкс вспомнил о чём-то, это было видно по его физиономии, оттолкнул Энки и зарысил по взгорку, откуда пришёл Энлиль. Энки выругал его вполне литературно и, удерживая равновесие, оказался носом к редактору. Тот сделал пару шагов в сторону. Энки извинился. Десятник успокоительно прохрипел:
– Пригляжу.
И одним глазом удерживая стремившегося превратиться в золотую точку Сфинкса, а другим редактора, состроил свирепую рожу, доставшуюся подоспевшему под несчастливой звездой к месту беседы инженеру.
Десятник ввалился в пляжную машину, куда успел взглядом вогнать редактора, и укатил.
Прения прервал шумок с той
