пара слонов. А вот ножки её мастер, по-видимому, сделал из хрусталя. Издалека они казались незаметными, и кровать будто бы парила над полом. Её гладкое покрывало украшали разноцветные восточные подушки, расшитые золотыми, серебряными и медными нитями. Я дотронулась до одной из них и восторженно произнесла:
– Как же красиво! Только холодно, – убрав ладонь с постели, сказала я. – Тут, наверное, давно никто не спит.
Вдруг раздался стук в дверь. Луи встрепенулся, а я, проигнорировав сигнал вежливости, прикинулась, что читаю своего Экзюпери. В комнату вошла Камилла.
– Кофе готов, Рози, – сказала она.
– Я бы хотела побыть одна, – выпалила я, не отрывая от книги глаз. Я не понимала, откуда вдруг в этой высокомерной мадам взялась любезность. Ведь ещё недавно без тени смущения она буквально выставила за дверь моих родителей.
Кофе мне, конечно, хотелось… Папа и маман никогда не разрешали пить его вечером, а тут такая возможность! Но меня останавливали страх и невероятная неприязнь к Камилле Штейн.
– Что ж, и как долго тебе хотелось бы побыть одной? – спросила она.
– Дня три, пока не вернутся папа и маман.
– Bien. Bonsoir, ma chère Rosie[9], – обиженно ответила она на французском и глянула на меня как известный профессор, неудовлетворенный ответом своего бездарного студента.
Она ушла, но уже через секунду вернулась и, по-хозяйски взяв клетку с Луи, вновь направилась к выходу, гордо цокая своими острыми каблучками.
– Постой! Оставь его! – Меня просто возмутила такая наглость.
Но, ничего не ответив, бабуля удалилась.
От злости у меня даже зубы заскрипели. А вот Луи, кажется, был не против такого обращения с ним. Предатель! Он мило улыбался этой ведьме и форсил перед ней своими алыми перышками. Ну, погоди, Луи, никакого ты у меня больше овсяного печенья не получишь!
Итак, я осталась одна и чуть было не расплакалась от досады. Обидно, что я не могла побежать за ними, забрать Луи и вместе с ним убраться отсюда. Будь же проклята эта инвалидная коляска!
Я посмотрела на себя в зеркало с такой неприязнью, что казалось, оно вот-вот треснет. И вдруг услышала ту самую волшебную мелодию, что гостеприимно встретила меня в Париже. На сей раз мелодия разливалась по комнате теплым, убаюкивающим молоком, наполняя всё вокруг ангельским спокойствием. Наконец-то она зазвучала громче и сгустилась над моей головой.
Я мигом взглянула вверх. Картинки на потолке волшебным образом ожили! И вот тут я увидела, с каким усердием пчелы собирают нектар, а белые собаки воют ансамблем, а летучие рыбы вдруг начинают мычать. Вдруг я почувствовала, как моё лицо посетила улыбка. Я не верила, что всё это происходит наяву! Но тут, распахнув дверь ветром, в спальню влетела встревоженная Камилла Штейн.
– Qu'est ce tu fais[10]? – округлила она глаза.
– Non, rien[11], – прошептала я и добавила: –
Хорошо. Доброго вечера, моя дорогая Рози (
Что это ты здесь делаешь? (
Нет, ничего (
