безгрешность! При других условиях я бы просто… – ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы промолчать.
Они стояли друг напротив друга, мрачные, решительные, натянутые, как струны.
Журов неуклюже протиснулся между ними. Для этого ему пришлось наклониться, отодвигая кресло, и Ленский поразился его худой, совсем детской шее.
– Что ж, и у нас бывали промахи, – испуганно оглядываясь на друзей, произнес математик, – но разве мы делаем что-то для себя?
– Лиха беда – начало! – иронично ответил Ленский, словно не замечая, ни угрозы одного, ни испуга другого.
Он в кресло, и Журов заговорил, быстро, выстреливая слова скороговоркой, заметно нервничая.
– Женя, я считаю, что мы не имеем права останавливаться на полпути. Особенно сейчас, когда вплотную приблизились к разгадке. Ты говорил об ответственности. Разве ты не понимаешь, насколько теперь ответственен перед человечеством? Теперь ты просто должен, просто обязан оставить людям результаты своего эксперимента, каковыми бы они не были. А за себя скажу так: я, как ученый, не могу так просто выбросить на помойку четверть века своих изысканий. Черт побери, мне интересно узнать, что там дальше, и я узнаю, чего бы мне это не стоило!
Ленский смотрел на него и сквозь пелену слов снова видел свинцовое небо, темные, мутные волны, смерчи урагана. Пронзительная боль отчаяния холодом пронеслась по сердцу. Мысли спутались, сплелись в голове клубком из тысяч змеиных тел.
От нахлынувшей слабости он едва смог ответить.
– Вот я как раз и чувствую ответственность, – словно издалека, он слышал собственный голос, надтреснутый, усталый, бесцветный. – Может быть, только я один здесь и чувствую ее. И знаешь, почему? Да потому, что мне, а не тебе пришлось быть там, в урагане. Мне, а не тебе явился призрак. Что, если всему человечеству придется переживать то же самое? Пойми, у нас в руках чудовищной силы оружие, несопоставимое ни с одним из тех, которые имеет человечество в своем арсенале. Перед нами сейчас – тот же самый выбор, который стоял когда-то перед отцами атомной бомбы, но, только в отличие от них, у нас нет иллюзий относительно того, что будет дальше. Не должно быть, во всяком случае.
Я прошу тебя, забудь, хоть, на время свои формулы. Взгляни на ситуацию моими глазами. Или ты рассчитываешь отсидеться в каком-нибудь бункере? Тогда я хочу предупредить – против этого не существует защиты, ты не сможешь спастись от самого себя…
Он закончил говорить в гробовой тишине. Слышно было, как где-то вдалеке, за глянцевой чернотой окна сигналят машины.
– М-да, – явственно проговорил Силич.
– Хорошо! – Журов выбросил вперед руку в жесте уверенности. От недавнего замешательства не осталось и следа. Он снова был сух, деловит. – Ты же знаешь, как в Америке работают лобби. Ты можешь протаскивать любой законопроект, но только при одном условии – если он не противоречит политике самих Штатов.
– Ну
