сделал нетерпеливый жест. Ас продолжал крутить устройство, напоминавшее лакомке-Биллу кондитерское изделие, а самому Асу – фигуру тороид.
Билл с помощью, признаем, выразительной жестикуляции дал понять, что остановиться – необходимо.
– А потерпеть?
– Останови сей секунд.
– Маленький ты, что ли?
Энкиду выказал солидарность.
– В самом деле.
– Это у вас поветрие?
Энкиду возмутился:
– Побойся ты духов огня, огнехвостых саламандр, дружище. Мы уж целый час едем!
Ас сжал губы и так сильно выкрутил несчастный бублик, что машину приподняло и рвануло в бок к подпрыгнувшему океану.
Билл заорал:
– А, ну! Век тебе зажигалки не видать, умник.
Машина встала неуверенно наискось, по полколеса в песке. Океан надышал аптечного духу, который застыл между оставленным позади взгорбьем и грядущим хребтом. Сухой совсем безлистный лес к югу расчертил бескрайнюю жёлтую долину.
Билл, озираясь и громко вздыхая, вывалился на берег. Энкиду ловко выскочил и сразу встал, как на два каменных столба. Билл, проваливаясь по щиколотку, поплёлся к какому-то то ли строению, то ли «горному ребёнку», так называли здесь результаты обвалов, иногда весьма убедительно напоминающие дело рук человеческих.
– А ты? – Заглядывая в машину, где печальный Ас привалился плечом к стеклу, спросил егерь.
Билл уже яростно шёл к развалинам.
– Он не желает с нами у одной стены стоять.
Ас ждал терпеливо. Возможно, виноваты были игры послеполуденного октябрьского света, но, поймай кто его взгляд в зеркальце, мог бы поклясться, что видел саламандру, которая шмыгнула из одного огненного озерца в другое.
Эти оба шли к машине. Билл, впихиваясь на сиденье, что-то говорил. Ас хлопнул дверцей, и Билл замер на полуслове.
Высунулся.
– Эй, ты куда, позволь?
Энкиду сел поудобнее.
– Надо было призывать нимф лесного ручья. – Искренне сказал он.
…Никаких следов дракона, тем паче признаков обиталища этого существа, они не обнаружили. Путешествие на запад к лиловым теням завершилось возле глубоких заброшенных шахт у изрядно потрёпанного горной промышленностью хребтика некогда по-настоящему величественных гор. Теперь выкрошенные зубья застывшей гранитной волны напоминали скорбный рыбий скелет после того, как над ним поработали бульдожьи дядины зубы.
Дракон дал дёру, а с ним и цветное лето метнулось платочком, улетело среди обещанной Энкиду двухнедельной смены времён года. Шёл дождь, превративший несколько суток в один непроглядный, но чем-то милый и чарующий, как мрачноватость Аса, вечер.
И как-то под вечер дождь встал осликом, ударили ножи по лужам. Целое новое небо, когда-то обещанное, вырвалось с запада
