ничего не могла понять Мать, – о ком вы говорите?
– Да вот тот дурень, видите, маячит в окне.
– Ваша собака?
– Точно.
– Думаю, все будет в порядке. Он же не будет, ну, вы понимаете, правда?
– О, не беспокойтесь, миссис Смит, он приучен. Просто подремлет немного.
– Все будет в порядке, Эстер, – вмешался в разговор Родитель.
Отец Бернард пошел к машине и вернулся с черным лабрадором, который чихнул на половик, отряхнулся и растянулся перед камином так, будто всю жизнь жил в нашем доме.
Мать предоставила отцу Бернарду единственное кресло рядом с телевизором, старое и потрепанное, зеленовато-бежевого цвета, которое она украшала салфеточкой с кружевной каймой, ровно раскладывая ее при помощи Родителева спиртового уровня, когда думала, что ее никто не видит.
Отец Бернард поблагодарил ее, вытер лоб носовым платком и опустился в кресло. Тогда и остальные последовали его примеру.
Мать щелкнула пальцами и бросила на меня взгляд, смысл которого был равносилен пинку под зад. Как и всегда во время любых мероприятий у нас в доме, моей работой было организовывать чаепитие и предлагать гостям пирожные. Поэтому я опустился на колени рядом со столом, налил отцу Бернарду чаю и поставил чашку сверху на телевизор, накрытый крахмальной тканью, так же как были накрыты все распятия и статуи в церкви. Ведь теперь был период поста.
– Спасибо, Тонто, – сказал отец Бернард, улыбаясь мне с заговорщическим видом.
Прозвище он мне придумал, когда прибыл в Сент-Джуд. Он был Одинокий Ковбой, а я – Тонто. Знаю, это детская игра, но, наверно, мне нравилось, что мы вдвоем с ним сражаемся бок о бок, как боевые товарищи в комиксах «Диверсант». Правда, я не знал с кем. С дьяволом, может быть, или с язычниками, чревоугодниками, расточителями… С теми людьми, которых отец Уилфрид научил нас презирать.
Слушая, как натужно скрипит под отцом Бернардом кресло, когда он устраивался поудобнее, я в очередной раз поразился его громадным размерам. Сын фермера из Антрима, лет тридцати, не больше, хотя и казался человеком средних лет – годы тяжелой работы не прошли даром. У отца Бернарда было тяжелое, мясистое лицо с расплюснутым носом, массивная шея, собираясь в складки, находила на воротник. Он был всегда аккуратно причесан, волосы тщательно смазаны маслом и производили впечатление прочной каски на голове. Но какое же ощущение неуместности вызывали его руки, когда он брал чашу для причастия или дароносицу! Крупные, красные, задубелые от работы в детстве на строительстве каменных стен и при отлавливании бычков, когда надо было сделать им насечки на ушах. Если бы не воротник его священнической одежды и мягкий, как кашемир, голос, то отца Бернарда можно было бы принять за привратника или грабителя с большой дороги.
Но, как я говорил, в Сент-Джуд все сразу его полюбили. Такой он был человек. Прямой, честный, доступный для общения. Мужчина с другими мужчинами, по-отечески внимательный с женщинами вдвое старше его. Но
