Бернард улыбнулся:
– Оставляю за собой право воздержаться на этот раз, мисс Банс. Я буду рад пойти туда, куда меня поведут.
Он снова насмешливо улыбнулся и доел оставшееся пирожное.
Разочарованная, мисс Банс бросала взгляды на Дэвида, ожидая от него сочувствия. Но он только пожал плечами и направился к столу за чаем. Мать с нескрываемым удовольствием подала ему полную чашку – она предвкушала возвращение в Лоуни.
Мистер и миссис Белдербосс принялись описывать Лоуни в подробностях отцу Бернарду, который, кивая головой, принялся за следующее пирожное на своей тарелке.
– А обитель, преподобный отец, – говорила миссис Белдербосс, – как она прекрасна, правда, Рег?
– О, да, – отвечал мистер Белдербосс, – это настоящий маленький рай.
– Такое множество цветов, – поддержала супруга миссис Белдербосс.
– И такая чистая вода, – продолжал мистер Белдербосс. – Правда, Эстер?
– Как хрусталь, – подтвердила Мать, проходя мимо дивана.
Она улыбнулась отцу Бернарду и прошла вперед, чтобы предложить мисс Банс печенье. Та сухо поблагодарила. Мать кивнула и пошла дальше. Она знала, что, находясь в «Якоре», на своей, так сказать, территории, она положит мисс Банс с ее Гласфинидом на обе лопатки.
Мать выросла на северо-западном побережье, в двух шагах от Лоуни, и до сих пор, хотя она давно уже покинула эти места и больше двадцати лет прожила в Лондоне, в ее речи сохранились тамошние словечки. Она по-прежнему называла синиц старчиками, мотыльков – мятлышками и, когда мы были маленькими, пела нам песенки, известные только в ее родной деревне.
Она заставляла нас есть тушеное мясо с картошкой и салаты с рубцом, разыскивала обожаемые ею с детства пирожки с творогом и не боялась закупорить себе сосуды холестерином, поедая сдобу, выпеченную на жирном молоке отелившейся коровы.
Казалось, в родных местах Матери праздники в честь разных святых случались чуть ли не через день. И хотя даже самые рьяные прихожане в Сент-Джуд вряд ли о них помнили, Мать не забыла ни одного, помнила все полагающиеся к ним ритуалы и настаивала на соблюдении их у нас дома.
На день святого Иоанна сквозь пламя свечи три раза проносили металлический крест, что призвано было символизировать Божественное покровительство, оказанное святому, когда он вошел в горящий дом с целью спасти остававшихся там прокаженных и калек.
В октябре на праздник святого Франциска Ассизского мы ходили в парк подбирать опавшие листья и веточки, чтобы делать из них кресты для украшения алтаря в церкви Сент-Джуд.
А в первое воскресенье мая, подобно жителям деревни, откуда Мать родом, делавших это с незапамятных времен, мы выходили в сад перед мессой и умывались росой.
Но Лоуни был чем-то совершенно особенным. Для Матери обитель Святой Анны была почти то же самое, что Лурд[2]. Прогулка длиной в две мили из «Якоря» через поля представлялась ей Путем святого Иакова. Она была совершенно убеждена в том, что там, и только там у Хэнни
Лурд – город во Франции, место паломничества больных, надеющихся на исцеление через заступничество Девы Марии.
