важных местах стояли пушки. Вначале в этом доме жили все, когда наступала зима, когда угрожали ирокезы. Поселенцы, торговцы, переводчики, солдаты. Было тепло. Утес, под которым он стоял, нависал над ним гигантской ледяной бахромой.
Осенние приливы подтачивали сваи причалов.
Зимой всегда питались хлебом, соленьями, сидром и кое-какой дичью, которую приносили индейцы или которая попадалась в капканы.
В доме стоял тяжелый запах шкур. Цинга делала тело дряблым, кожу бледной, десны от нее кровоточили.
Аптекарь Луи Эбер лечил ее отваром из сушеной черники, алгонкины приносили свои таинственные снадобья.
По вечерам читали общую молитву, а по воскресеньям за трапезами – жития святых.
В тот год, когда корабли с провизией были захвачены англичанами, начался голод. Урожай поселенцев, которые едва знали, как работать мотыгой, был ничтожен. Никаких запасов на зиму у них не было, и их ждала неминуемая смерть.
Тогда господин де Шамплейн посадил поселенцев в три лодки, и они поплыли по великой реке Святого Лаврентия, ища милости у дикарей.
Именно так маленькая колония была спасена. Милосердием дикарей. Алгонкины, горные индейцы, индейцы-кочевники в своих вигвамах из шкур или оседлые гуроны в своих богатых домах, полных маиса, – все они соглашались принять либо мужчину, либо ребенка, либо пару с грудным ребенком, чтобы разделить с этими лишними ртами свою кашу из кукурузы или запасы сушеной рыбы или вяленого мяса.
Это было беспримерным милосердием, потому что для каждой семьи, для каждого изолированного племени лишний рот становился бременем, которое могло привести к их гибели, особенно если запаздывала весна.
Так мало-помалу все поселенцы были размещены вдоль реки.
В конце концов осталась лишь одна лодка, та, в которой сидел он сам, одиннадцатилетний мальчик, его друг Танкред Божар, которому было тринадцать, и сестра этого друга Элизабет Божар, которой было десять. Все трое сидели под одеялом, не смея даже пошевелиться от голода и холода.
Правивший лодкой Юсташ Булле, шурин господина де Шамплейна, был настолько слаб, что даже не мог поставить парус, и у него едва хватало сил держать руль.
Подобно призраку, лодка двигалась к полюсу между берегами Лабрадора и Гаспе.
Уже появились первые льды. В начале соленых вод они мерцали в тумане зеленовато-голубыми отсветами. Высокие утесы изо льда, казалось, были населены демонами. День ото дня дети становились все печальнее и печальнее. Им казалось, что они навсегда обречены скитаться по извивам реки. Когда они приставали к берегу, все вокруг было пустынно, и у них более не было сил отправляться на поиски деревень. Они сосали корки и делились последними сухарями из рациона моряков.
На берегу Гаспе вождь алгонкинов согласился принять троих детей. Юсташ Булле отправился дальше один.
В хижинах индейцев было полно дыма и насекомых,
