приехал немецкий офицер.
Девочка всхлипнула, указав себе на лоб:
– У него череп, здесь… – отец Андре обнял ее:
– Ничего не бойся, милая. Господь с тобой. Молись Иисусу, своей небесной покровительнице, святой Маргарите… – проводив девочку глазами, кюре сказал врачу:
– Надо ее вывести из поселка, ночью. Пусть пока в горах поживет… – отец Андре не закончил, но оба они знали, что мадам Кардозо может не вернуться из Льежа.
Виллем поймал взгляд старшего священника. Отец Андре легонько кивнул:
– Очень хорошо, – облегченно подумал Виллем, – Маргарита в безопасности, о ней позаботятся… – фон Рабе скинул шинель на стол, бросив поверх папку:
– Нет. Дети отправятся в Льеж, где местное гестапо тщательно проверит их документы… – Виллем отозвался:
– Я, разумеется, поеду с ними, господин оберштурмбанфюрер… – почти издевательски добавил он: – Этого вы мне запретить не можете. Священник должен оставаться с паствой… – Максимилиан склонил увенчанную фуражкой, светловолосую голову:
– Пусть посидит в тюрьме, очередной праведник. Если среди детей найдутся евреи, мы их депортируем на восток. Виллем под рукой окажется. Может быть, он признается, где мадемуазель Элиза… – не спрашивая разрешения, Максимилиан щелкнул зажигалкой, пахнув ароматным дымом на Виллема:
– Я не собираюсь вам ничего запрещать, господин кюре… – тонкие губы искривились.
– Вот и славно, – коротко ответил Виллем. Он заставил себя улыбнуться:
– Будем собираться, мои милые. Навестим Льеж. Это формальность, бояться нечего… – Макс посмотрел на часы. Он хотел отправить детей и соученика, под охраной, в город, как следует, обыскать приют, и заняться окрестными лесами. Фон Рабе намеревался найти Монаха, чего бы это ни стоило.
К поперечной балке подвесили фонарь, с тускло горящими свечами. Нары уходили вверх, тремя ярусами, упираясь в перекрытие, с прорезанным откидным люком. На дно шахты вела приставная лестница. Сейчас люк закрыли, стремянку сложили, унеся в угол. Пыхтела старомодная, чугунная печурка.
Обживая шахту, они пробили вентиляционную штольню, иначе на глубине в два десятка метров, можно было бы задохнуться. В начале прошлого века шахтерам не требовались теплые рабочие места. Днем, даже зимой, они разогревались, рубя уголь, а на ночь здесь никто не оставался. Монах строго запретил пользоваться печурками днем. Немецкие патрули могли заметить дым, над верхушками деревьев. Дежурные разжигали огонь по ночам, когда отряды уходили на акции:
– Нас здесь полсотни… – Гольдберг сидел за крепким, на совесть сколоченным столом, – за день, пока мы спим, воздух не остывает. Маленькая не замерзнет… – угля в узких, боковых ходах хватало для печурки и кухни. Они готовили еду в каменном очаге, растапливая снег в старых, прошлого века котелках. Летом и осенью с водой было хуже. Неподалеку
