Еще ни разу, ничего не случалось… – люди падали, под выстрелами, но в охрану, все равно, летели камни, и куски угля. Он выдернул из кобуры пистолет. Левая рука почти не двигалась:
– Хорошо, что левая. Сучка, Элиза, работает на Сопротивление. Она отправится в концлагерь, если выживет. Пусть сдохнет, со своим братом… – Элиза смотрела на Монаха.
Гольдберг, в шахтерском комбинезоне, в старых ботинках и потрепанной кепке, поймав ее взгляд, едва заметно кивнул. Собираясь на акцию, Эмиль положил пенсне, в крепком, жестяном футляре, в карман суконной куртки. Без очков Гольдберг видел плохо, но хмуро заметил ребятам:
– Куда стрелять, я разберусь. Если фон Рабе появится на площади, ему не жить, и Барбье тоже… – заключенных вооружали два дня подряд, через бригады техников, обслуживающих «Луизу». Комендант хотел оставить на шахте только заключенных, но у него ничего не выходило. Требовалось следить за вентиляцией, измерять уровень рудничного газа, в воздухе, работать на подъемниках. Евреи ничего не умели, и доверять им было нельзя. Шахтерам с инженерами Барбье тоже не доверял, но выбора коменданту не оставалось. Рейх нуждался в топливе. До войны одна «Луиза» производила десятую часть угля всей Бельгии.
Технические бригады тщательно обыскивали, прежде чем допустить на шахту. Ребята подмигнули Гольдбергу:
– При старом бароне штейгеры всю душу рабочим трясли, но, если шахтер хочет что-то под землю отправить, он своего добьется… – пистолеты попадали на «Луизу» в разобранном виде. Детали превращались в работающее оружие где-то на нижних ярусах шахты. Охрана в забой не спускалась. Заключенные и техники, на смене, были предоставлены сами себе.
Каждый месяц, пользуясь вентиляционными ходами, с «Луизы» бежали несколько человек. Некоторые выбирали присоединиться к партизанам, остальных Гольдберг отправлял на безопасные квартиры Сопротивления, уединенные фермы, и в монастыри. Оттуда людей везли на юг, через территорию вишистской Франции, в нейтральную Испанию, или переводили через швейцарскую границу.
Вчера Гольдберг получил весточку из Льежа. Дети, с отцом Виллемом, находились в гестаповской тюрьме. Монах успокоил себя:
– У них надежные документы. Посидят немного в камерах, их отпустят. Конечно, Элиза работала в приюте. Гестапо теперь более тщательно проверит бумаги, но это дети. Они никакого отношения к Сопротивлению не имеют. Отец Виллем их не оставит, никогда… – ранним утром на базе отряда появился гонец, парнишка из Мон-Сен-Мартена. По поручению Гольдберга, подростки внимательно следили за комендатурой, не оставляя поста даже ночью. На колокольне церкви было холодно, костер они разжигать не могли:
– Наверняка, флягу с женевером взяли, – усмехнулся Гольдберг, – или отец Андре им вина выдал, из своих запасов… – мальчик, шмыгая носом, сказал, что комендант привез мадам Кардозо в Мон-Сен-Мартен. Гольдберг потрепал его по голове:
– Отлично. Беги обратно,
