автоматчиков, на безопасном расстоянии, вокруг здания. Стреляйте по всем, кто попытается бежать… – Барбье, казалось, все еще не понимал:
– Что ты хочешь сделать, Макс… – фон Рабе забрал у него платок:
– Сучка ему зубами в лицо вцепилась. Все они такие, тихони. Кровь Арденнского Вепря… – он успокоил Барбье:
– Даже шрама не останется, заживет. Поверь моему опыту… – Макс посмотрел на труп женщины. Шахтер лежал рядом, раскинув руки. Ему почудилось, что кончики их пальцев соприкасаются:
– Двигается он, что ли? – нахмурился Макс. Прошагав к трупам, фон Рабе со всего размаху наступил сапогом на руку шахтера. Затрещали кости, он поморщился: «Нет, мертв».
– Я собираюсь сжечь змеиное гнездо, Клаус, – коротко ответил фон Рабе. Он махнул рукой солдатам, у дверей церкви:
– Кидайте гранаты, начинаем!
Люди, у стен домов, остановившимися глазами, смотрели на стену огня, вспыхнувшую внутри храма. Языки пламени лизали чашу со святой водой, эсэсовцы захлопнули тяжелые двери. Раздался звон стекла, кто-то из мужчин, стоявших у стены, упал на колени, в мокрый, растоптанный снег. За витражами поднималась стена огня. Птица, сорвавшись с крыши, полетела в сторону темных развалин замка, на холме.
– Не надо! – шахтер плакал:
– Там наши жены, дети. Не надо! – раздвинув эсэсовцев, Максимилиан навел оружие на арестованных:
– Смотрите, – холодно сказал фон Рабе, – вы никуда не уйдете, пока ваши семьи не сгорят дотла. Какой мерой мерите, такой вам и отмерено будет… – стекла лопались, церковь, казалась, кричала, на сотни голосов. Белый мрамор, на глазах, покрывался копотью. Кто-то из мужчин попытался броситься на солдата:
– Пустите нас, дайте нам… – Макс разрядил обойму пистолета ему в лицо. Толкнув труп ногой, он приказал Барбье:
– Свяжись с Льежем, пусть привозят подкрепление. Я камня на камне не оставлю от бандитского гнезда. И вызови нашего врача. Здешнему доктору, даже если он выжил, я не доверяю… – черепица с церковной крыши летела вниз, огонь охватил колокольню. Над храмом поднимался столб черного дыма. Макс заметил проблеск ее золотистых волос, на усеянной трупами площади:
– Мера за меру, – усмехнулся он, махнув рукой: «Уводите арестованных в концлагерь. Начинайте уборку, когда все догорит!»
Штандартенфюрер фон Рабе лежал в отдельной палате рудничной больницы. Здание не пострадало от огня. Максимилиан велел поджигать только дома шахтеров. Запретив держать в госпитале раненых и обожженных людей, он вызвал из Брюсселя немецкого врача, работавшего в больнице вермахта. Здешнего доктора Лануа Максимилиан к себе не подпускал. Выжившие женщины и дети, с ранеными, ютились в уцелевших домах, или бывших кабачках. В разговоре с Максом, Барбье заметил:
– Странные люди. У них мужья в концлагере сидят, а они ходят по развалинам, и мебель подбирают. Где они мебель держать будут? – Макса
