лоснистые щёки тётки:
– О! Как ты ценного работника застращала. Пройти позволишь? Мишун голодный.
– Ну, если не брезгуете нашей клетушкой, милости прошу.
Снежана с Мишей на плече кое-как протискивается между стеной крошечного коридора и коляской. Младший братишка, как котёнок, прижимается к её груди и мурлычет. Он кажется мягким, несмотря на худобу.
– Мы на кухне вчетвером уже не помещаемся, – продолжает томимая вопросом жилья хозяйка, отворяя кухонные двери.
– Ничего страшного, – отвечает Снежана, усаживая «котёнка» на единственный стул у самой стены, – приличные люди на кухне не трапезничают.
Пока Снежана моет братишке руки в алюминиевой миске, тётя подсаживается рядом на табурет и сетует, потрепав Мишин ёжик:
– Бедный мой, испуганной какой. Мамка твоя орала?
Малыш в ответ начинает что-то лепетать, а Снежана без эмоций, как опытный переводчик, доносит суть. Тётка распахивает лисьи глаза, которые уже выглядят не лисьими, а простыми и круглыми, и отвечает:
– А ты не такой уж дурачок, милый. Сейчас будем кушать. Я тебя сама покормлю, кутёнок.
Мишу Наталья Лазаревна любила больше всех из Яновичей. Или, точнее сказать, одного из Яновичей, вопреки справедливости и логике, она всё-таки любила. Причину этой любви она не могла объяснить даже себе самой: то ли это потому, что Миша не был её сыном, то ли потому, что он был болью Яновича. А с годами она уже и не думала «почему», а просто покупала ему игрушки и даже меняла памперсы.
Накрывая на стол, Наталья Лазаревна хохочет и шалит с племянником. При каждом удобном случае она презентует свою великосветскость и европейскость, поэтому на кухонный стол ложится белая скатерть и падает сияющая посуда. И только Мише достаётся пластиковая тарелка. Снежана сжимает губы, но оставляет это без комментария. В последнее время ссоры с родной тёткой стали главным форматом их общения.
Когда тётка ставит на стол круглое блюдо с горой дымящегося риса и запечённых кусочков форели, посыпанных рубленой зеленью, Снежана понимает, насколько голодна – так, что сводит живот. Она готова есть руками, без салфетки и прямо с блюда. Миша из всех сил тянется за ложкой, но ест плохо: через раз не жуёт или не закрывает рот, давится. Серебряной ложечкой его кормит тётя.
– Мишун, не чавкай! – с набитым ртом повторяет родная его сестра и сама с удовольствием чавкает.
Наталья Лазаревна чувствует, что настаёт подходящий момент для доверительной беседы, и вытягивает шею, вернее, чуть отрывает голову от плеч.
– Девочка моя бедная. Какое несчастье. Ещё и этого нет. Пропал. Бессовестный. Телефон отключён. Какой день уже? – причитает тётушка и гладит племянника по голове. – И Саше ведь ни слова. Какой эгоист. Всегда таким был. Ведь правда?
– Отвянь, тётка. Дай поесть, – обрывает её Снежана,
