с запиской от Воронова. Ее мать поселила нас в отеле. Девушка водила нас в зоопарк, на карусели. Потом я улетела в Будапешт, где меня ждал Воронов. Она работник НКВД, как и ее мать. Или они вовсе не мать с дочерью? Я еще тогда думала, что они не похожи. Только повадки одинаковые. Она может оказаться агентом, здесь, в Берлине. Она сообщит обо мне в Москву… – девушка расстегнула соболью шубку и сняла шляпку. Дочь фрау Рихтер взглянула на нее, безмятежными, зелеными глазами. Поднявшись, она протянула руку Тони: «Марта фон Рабе, очень приятно».
На террасе кафе висел репродуктор. Передавали программу народной музыки. Они сделали заказ, официант ушел. Марта взяла руки Генриха в свои:
– Я песню в Пенемюнде пела. Не думай о таких вещах, милый, пожалуйста. Все будет хорошо, родится наше дитя… – вернувшись из Варшавы, Генрих никак не мог справиться с изумлением. В конце лета, когда он уезжал в Польшу, почти ничего не было заметно:
– Толкается, – сказал он, зачарованно, ранним утром, первым днем дома, – Марта, он толкается… – в спальне было полутемно, от сбитой постели пахло жасмином. Генрих нежно провел ладонью по ее животу:
– Поверить не могу, что мы скоро увидим нашего Теодора, или Анну… – Марта была вся теплая. Она прижалась к его боку, позевывая:
– Мальчик у нас бойкий. Или девочка… – жена коснулась мягкими губами его щеки, – я привыкла. Он каждое утро просыпается, требует завтрак в постель… – Марта хихикнула. Спускаясь на кухню, Генрих забирал у повара поднос. Они пили кофе с молоком, и свежими булочками, Марта улыбалась:
– Посмотрим, кого малыш будет напоминать… – она целовала серые глаза мужа, – но одно понятно, мальчик или девочка у нас рыжие будут… – Генрих тогда подумал:
– Мама была светловолосая, только я в папу получился. Интересно, откуда у Эммы такие глаза? На семейных портретах похожих нет… – судя по картинам с предками, все фон Рабе, начиная с сына фрау Маргариты, были рыжими:
– У нас рыжий только я… – Генрих все не отпускал пальцев жены, – девочка, наверное, в Марту пойдет. Хотя у фрау Анны тоже серые глаза… – понимая, как тяжело жене думать о судьбе матери, Генрих не хотел заговаривать о фрау Рихтер:
– Но какой мерзавец. Я не думал, что в хорошей семье может родиться подобное. Он кузен Питера… – Генрих напомнил себе о собственных братьях. Они с Мартой решили не отправлять сведения о Воронцове-Вельяминове в Брюссель.
– Зачем? – мрачно сказала Марта:
– Макс хвастался листовкой. В Советском Союзе и так все знают. Степан, скорее всего, давно мертв… – она дернула тонкими губами, – НКВД в таких случаях действует быстро. Тем более, их отец был другом Сталина. Сталин не прощает предательства, Генрих. У вас, то же самое происходит… – Генрих хмыкнул:
– Пока что СССР не удалось организовать комитет по борьбе с фашизмом, из военнопленных… – Генрих следил за сводками с Принц-Альбрехтштрассе.
