Марта. Больше они о таком не говорили.
Марта прислушалась:
– Не Габи поет. Голос низкий, а у нее, ты говорил, было сопрано… – Генрих покачал головой:
– От Габи ни записей, ни пластинок не осталось. Геббельс ее приглашал на радио, но она не могла… – Генрих повел рукой, – понимаешь, почему. Даже если бы сохранились записи, то все бы уничтожили, после… – Генрих, старательно, отгонял мысли о теле, лежавшем на булыжнике Митте, рядом с колесом гестаповской машины, об испачканных кровью, золотистых волосах.
– Все случилось быстро… – говорил он себе, – Габи не страдала. Я бы тоже так хотел. Но я христианин, так нельзя поступать… – приехав в Берлин, Генрих встретился с пастором. После исповеди Генрих признался в своих мыслях. Бонхоффер, тяжело, вздохнул:
– Что я тебе могу сказать? Христианин не имеет права искать легкого выхода, особенно сейчас. Ты понимаешь, что в случае… – он помолчал, – пострадает, прежде всего, твоя семья, Генрих. Марту и малыша не пощадят. Твою жену отправят в концлагерь, ребенок попадет в приют. Ему изменят фамилию, он никогда не узнает, ни отца, ни матери… – некоторые члены группы посетили их дантиста, Франца. Генрих тоже съездил к зубному врачу. Осматривая его, приятель заметил:
– У меня половина Принц-Альбрехтштрассе лечится, благодаря рекомендации твоего брата… – Франц, невесело, улыбнулся:
– У Гиммлера свой врач, конечно, но ко мне Шелленберг приезжает, другие бонзы… – сняв перчатки, он открыл ключом ящик рабочего стола:
– Мы с Дитрихом разработали одну вещь… – Дитрих трудился в лабораториях «ИГ-Фарбениндустри», – в общем, ничего нового, но конструкция очень удобна… – Франц показал ему запаянную капсулу, размером с кофейное зернышко:
– Я несколько таких установил, ребятам, – помялся дантист, – ложная коронка, все просто. В случае непредвиденных обстоятельств все не займет и пяти минут… – в капсуле находился порошок цианистого калия. Генрих посмотрел на друга, Франц усмехнулся:
– Сапожник без сапог. Сам я себе такого не установлю… – он кивнул на капсулу, – а просить мне некого. Но я вне подозрений… – все они были вне подозрений, но Генрих, по приезду из Варшавы, заметил отцу:
– Может быть, стоит, перенести документы из сейфа в тайник? Мы с ребятами съездим в Груневальд, найдем подходящее место… – граф Теодор отозвался:
– Милый мой, шифра от сейфа даже ты не знаешь, а я не собираюсь его выдавать… – обычно добрые глаза отца похолодели, – что бы они со мной ни делали. Если что-то случится, им останется только подорвать гранатами дверцу, но в таком случае все содержимое будет уничтожено… – граф Теодор подумал:
– И письмо, для Эммы и Генриха, тоже. Я не позволю Эмме и Марте, с малышом, остаться в Берлине, в случае неудачи путча. Надо их обезопасить… – пока граф не знал, как это сделать. Достав письмо из сейфа, он сунул конверт в портмоне:
– Потом
