align="center">Пролог
О Боже доблести, надежды, Боже сил!
Мне милость изъяви, дабы я не жил вскую,
Дабы не преступил я заповедь святую
И враг от доблести меня не отвратил.
Гильем дельс Амальрик1
14 апреля 1183 года Р.Х.
«Не знаю, суждено ли мне когда-либо еще открыть эту книгу, посему пишу так, если бы пришлось мне заканчивать записи навсегда.
Нынешним утром собираюсь я покинуть замок Фармер, дабы ступить на путь подвигов и приключений, целью коего есть получение рыцарского пояса и шпор. Но прежде перед Господом и совестью своей даю слово делами доказать, что достоин буду принять высокий рыцарский сан. Посему нарекаю себя в мыслях своих странствующим оруженосцем и обещаю вершить дела свои именем Господа и только им; быть до конца преданным вере своей и твердым в слове своем; свято чтить обычаи предков; никогда не отступать перед опасностью, даже если имя ей смерть; никогда не прощать предателей, клятвопреступников и вероотступников; всегда приходить на помощь нуждающемуся и молящему о ней.
Тем же, кто прочтет эти записи, если меня уже не будет на земле этой грешной, смиренно молю о прощении за боль, причиненную своими проступками, свершенными не из злого умысла, а по глупости и беспечности, за обиды и несправедливости. Живите в мире и согласии.
Мишель, баронет де Фармер, рыцарь в душе своей».
Чернила на кончике пера высохли, но он продолжал сжимать стержень в пальцах. Вот уже давно Мишель неподвижно сидел за столом, глядя на свое отражение в темно-красном стекле витража, по другую сторону которого наперегонки ползли капли дождя. Рисунок представлял собой странное дерево с красным стволом и ветками, окруженными изумрудными овальными листьями, росшее из желтого полукруга земли на фоне яркого голубого неба. Картинка, знакомая с детства, как и раздробленные черты лица, отражавшиеся в кусочках цветных стекол. Почему-то Мишель подумал, как изменилось его лицо с годами, а, казалось, совсем недавно из красных, голубых и желтых стекол составлялось круглое курносое мальчишеское лицо, всматриваясь в которое он нарочно сдвигал брови и втягивал щеки, чтобы видеть себя взрослым и мужественным…
Апрель на дворе, давно бы солнцу светить, а тут дожди третий день льют, совсем как зимой. Никак она не хочет покинуть эти края. В такие дни хорошо бродить по дому, вслушиваясь в неясные шорохи, скрипы, вздохи, и представлять, будто старая башня-донжон простыла от сырости и промозглого ветра, кряхтит и охает как старушка, у которой разболелись суставы в ненастную погоду. Но теперь надо встать и идти прочь отсюда, в дождь, к мокрым полям, раскисшим дорогам, не проснувшимся еще лесам и темно-ржавым холмам. Что ж, таков путь, который он, баронет Мишель де Фармер, выбрал сам.
Перевод А. Г. Наймана
