шагнул к нему. – Что ты там еще бормочешь, бездельник?
– Интересуюсь, с кем нынче грешат деревенские девицы, – хмыкнул Мишель, бросив короткий взгляд на отца и тут же отвернувшись в сторону.
Барон сжал кулаки, с трудом удержавшись, чтобы не треснуть сына по ухмыляющейся физиономии.
– С тобой, негодяй! Полдеревни обрюхатил, а еще шутом мне тут выделываешься! – барон Александр разжал ладони и стиснул их еще сильнее, да так, что побелели костяшки пальцев. – Мал еще зубы на отца скалить!
– Беру пример со старших, – тихо сказал Мишель. Он прекрасно понимал, что вступать в перебранку с отцом, когда он по-настоящему разозлен и оскорблен, все равно, что дразнить непривязанного сторожевого пса, но дух противоречия пересилил страх. К тому же, за дверью слышался шорох и сопение: Эдмон был уже тут как тут.
– Что-о? – барон Александр недоуменно посмотрел на Мишеля. – С каких еще старших?
– А с тех, чьи сынки от грешных крестьянок в сокольничих ходят и…
Мишель собирался закончить еще более едкой фразой, но не успел. Одна за другой, три хлестких пощечины обожгли его щеки, а после третьей Мишель повалился на пол, закрыв лицо обеими руками. Первый раз в жизни отец ударил его по лицу.
Барон Александр сразу же догадался, кем вздумал попрекать его строптивый сынок. А имелся в виду сокольничий Эмери – сын барона Александра от кухонной прислужницы, появившийся на свет незадолго до того, как пришла в Фармер баронесса Юлиана.
Возня за дверью притихла, не шевелился и Мишель, будто пощечины выбили из него дух. Между пальцев, плотно прижатых к лицу, просочилась тонкая струйка крови и поползла по дощатому полу между сухих былинок.
– Не тебе совать нос в мои дела! – бросил барон Александр. – Сопляк еще, чтобы осуждать меня! Я в твоем возрасте и третьей части из твоих грешков наворотить не успел! Так что молчи и слушай! Теперь твоя свобода кончится, шага, не спросившись у меня, сделать не посмеешь. Или убирайся совсем из замка, с глаз моих долой! Не хочу краснеть перед соседями из-за твоих выходок. У всех старшие сыновья при деле, кто фьофом управляет уже, кто в оруженосцах у сеньоров благородных, но никто из них не шляется с деревенской шушерой по лесам и не кроет, как жеребец, всех встречных кобыл! Господи, за какие грехи мне такой позор?… Да ты просто недостоин быть сыном покойной матери своей баронессы Юлианы! Счастье, что ушла она в Царствие Небесное и не видит, в какое отребье превратился ее первый и любимый сын, надежда и опора рода!
Едва прозвучала оброненная дрогнувшим голосом последняя фраза, неподвижно лежавший на полу Мишель неожиданно вскочил и, брызнув текшей из разбитого носа кровью, кинулся с кулаками на отца.
– Ты убил ее! Ты! – истошно завопил он, в бессильной ярости молотя барона Александра в широкую грудь.
Тот, немного испугавшийся такой реакции, подхватил
