новенькую книгу с чистыми листами и сделал первую запись в своем дневнике, который поначалу старательно вел каждый день. Тогда казалось, что жить ему осталось недолго, от силы месяц. Больные, зябкие дни ползли столь медленно и мучительно, что скоро должны были совсем остановиться без сил. Но совершенно незаметно, истекая по капле с каждым днем, уходила боль, уступая место природной детской жизнерадостности. Если в первые недели после смерти матери Мишель мог часами сидеть, уставившись в стенку, или лежать, не вставая, уткнувшись лицом в подушку (несчастный Жак попеременно умолял барона Александра позвать или лекарей, или отца Фелота, но барон хорошо знал по себе – такие «болезни» не лечат ни лекари, ни священники, только время), то дальше, день ото дня, постепенно оцепенение начало проходить. Мишель вдруг ловил себя на смутной улыбке в ответ светлому воспоминанию, которое раньше вызывало боль, на желании с кем-нибудь поговорить, выйти на прогулку, послушать очередных жонглеров, остановившихся в замке, и постепенно стал забывать о тоске. Боль затаилась, лишь изредка давая о себе знать резкими приступами. Стоило новорожденному брату попасться на глаза, как горечь утраты вспыхивала с прежней силой, а со временем младший брат начал вызывать у Мишеля отвращение сам по себе.
Отец Фелот, да и мать тоже, всегда говорили Мишелю, что месть греховна. А он и не собирался мстить, потому что не умел держать зло в душе. Но боль держалась цепко. Он уходил, когда в комнату вносили маленького Эдмона, наотрез отказывался присматривать за ним. Когда он стал ползать по замку, Мишель относился к малышу, точно к собаке – перешагивал через него, встретив на пути, грубо прогонял, когда Эдмон лез, куда не следует, отвергал наивные попытки ребенка подружиться с ним так резко, будто он был мерзким чудовищем. Поначалу пытался отвратить от него сестру и среднего брата, объясняя, что он украл у мамы жизнь, но те не понимали и не желали слушаться его, тогда Мишелем была объявлена война и им. Подкладывания в постель лягушек, пауков, подножки, подзатыльники и игры в охоту, когда брат с сестрой были оленями, а он – охотник – гонял их по всему замку, пришлось прекратить после отцовского сурового наказания, но высокомерное равнодушие и превосходство во взгляде, короткие презрительные фразы вытравить оказалось невозможным. И барон Александр стал постепенно отворачиваться от сына, избегать общения с ним, считая, что он растет жестоким и бездушным негодяем. И в кого только? А быть может, основной причиной отчуждения был неприятный контраст между ярким сходством Мишеля с матерью и его отвратительным характером.
Вытерпев год, отец принял решение отправить Мишеля в замок его дальнего родственника, хорошего друга и соратника барона Рауля де Небура в качестве пажа. Барон, имевший во владении обширные земли, куда больший и богатый, чем Фармер, замок, а так же множество выгодных знакомств, в том числе и из королевского двора, с радостью согласился принять в дом сына своего друга, которого знал и любил с пеленок, тем более, что своих
